Мне показалось, что вокруг короля температура упала до арктических величин, все окружающие его затихли. Шутка ли, родной брат прямо намекнул посланнику Польши – о каких обещаниях может идти речь, если король не желает исполнить даже такой пустячок для человека из ближайшего окружения.
Но Генрих есть Генрих. Он посмотрел на брата с почти натуральным удивлением, потом распахнул объятия и обнял его за плечи.
– Как важно иметь под рукой верного родственника! Брат, ты не позволил мне забывчивостью уронить королевскую честь. Завтра же подпишу все необходимые бумаги. Господа! Отчего же вы не напомнили?
Свита изобразила сожаление и раскаяние. Де Келюс печально склонил голову, Шико начал таскать себя за волосы с визгом «вот тебе, вот тебе!»
– Поздравляю, ваша светлость! – прозвучал возле уха сочный баритон Генриха Наваррского.
– Боюсь, ваше величество, мне не придется долго наслаждаться монаршей милостью. Он меня ненавидит.
– И запросто подошлет убийц. Де Бюсси, ни на шаг не отходите от меня. Покушение может произойти прямо здесь. В моем присутствии вас не тронут.
– Простите великодушно, но это я должен заботиться о безопасности вас и герцога. Обещаю быть осторожным.
– Ну-ну… А кто эта дама, при виде которой вы обомлели?
Надежда, что мой шок останется незамеченным со стороны, разлетелась в пыль.
– Эльжбета Радзивилл.
– Вы ее знаете? – полюбопытствовал король.
– К ее и к своему несчастью. Случайно сделал ее вдовой, но ради чего, спрашивается? Чтобы досталась этому ничтожеству…
– Вот как? Выходит, ваша сердечная рана слишком глубока, я даже предположить не мог, граф, – он придвинулся ко мне и шепотом добавил: – До этого считал вас легкомысленным, склонным к альковным приключениям с дамами вроде моей супруги и ее наперсниц, безо всяких обязательств. Держитесь, де Бюсси. И рассчитывайте на мою помощь.
Оставшееся время празднеств я отирался около двух вельмож, как велел Наварра, искал глазами Эльжбету, изредка ловил ответный взгляд. А когда в поле зрения попадался Радзивилл, рука непроизвольно стискивала эфес шпаги. К слову, рукоять очень короткая – всего на два пальца, потому что указательный и средний по последней моде находились впереди крестовины и обнимали корневую часть клинка, защищенные широкой дужкой. Считалось, что шпага при таком хвате управляется лучше, но еще ни разу не опробовал ее в деле. Какая подходящая цель маячила передо мной, важно шевеля обвислыми усами, модными среди мелкопоместной шляхты… Я ненавидел в Петре абсолютно всё – покатый лоб со вздернутыми бровками домиком, круглый потный нос, брезгливо поджатые губы, тусклый взгляд, косолапую кавалерийскую походку… Консервативный красный кафтан, диссонировавший и с обстановкой бала, и с платьем его спутницы… Магнатский отпрыск воплощал для меня все худшее, что встречается в людях. Больше всего чесалась рука вогнать клинок в панскую промежность, когда представил, что он со своей выпуклостью на рейтузах по ночам тянется к Эльжбете.
И лишь едва заметил их на коридоре, удалившихся от бальной толпы, сразу сорвался, бросил пост подле герцога и короля Наварры, плюнув на все предостережения и здравый смысл.
– Пан Радзивилл? Я – Луи де Клермон, сеньор де Бюсси д’Амбуаз. Мы не представлены.
Поганец обо мне наслышан, но сделал вид, будто ничто нас никогда не связывало.
– Да, я Петр Радзивилл, каштелян Виленский и посланник Сейма Речи Посполитой. Моя супруга…
– Не надо представлений, я познакомился с пани Эльжбетой гораздо раньше вас.
– Петр, это французский дворянин, избавивший меня от посягательств смоленского воеводы Ногтева, – попыталась смягчить ситуацию Эльжбета, но втуне, потому что мы с ее благоверным оба желали обострения.
– Увы, от дальнейшего уберечь не сумел. Например – от подлого, бесчестного обмана, которым ее вынудили выйти замуж за вас, пообещав мое освобождение из заточения. На деле же слуги Радзивиллов подстроили мой побег в день венчания, чтобы убить за стенами тюрьмы и освободить Сиротку от обязательства выпустить меня во Францию. Браво, пан Петр, вы избрали истинно благородный способ склонить даму сердца к замужеству.
Он стал не просто красным – пунцовым.
– Мы уходим, дорогая. А с вами, де Бюсси, мы непременно встретимся.
– Ну уж нет, – показала характер литвинка, и мы оба замолкли от неожиданности, привычные к ее кроткому поведению. – Вы, мой супруг, утверждали, что прах де Бюсси упокоен в безымянной могиле без отпевания.
– Возможно, меня неверно информировали…
– Мы находимся в Париже около месяца, вы держите меня в полном затворничестве. О спасении де Бюсси и обещании короля возвести его в графы, оказывается, знает весь парижский свет, почему же вы мне ничего не сказали?
– Не хотел расстраивать…
– Не хотели признавать, что все это время вы врали мне! Вы – бесчестный, бесстыжий и лживый! Знать вас не хочу!
Ангелы так не ругаются…
Эльжбета сорвала руку с его локтя и практически бегом бросилась прочь. Я невольно вспомнил ее в роли амазонки, скачущей под Минском по литовским полям.
– Надеюсь, вы понимаете, сеньор де Бюсси, Париж слишком мал для нас обоих.