Делегацию возглавлял бывший нарком финансов Гуковский[711]
. «Шведское экономическое акционерное общество» было назначено финансовым представителем торговой делегации. Когда торговые сделки стали принимать широкий размах, мы направили директора Гидеона Стремана в качестве нашего представителя в Ревель, где он вёл дела совместно с торговой делегацией. В Ревеле мы сотрудничали с банком «Харью», представителем которого был генерал Лайдонер, крупный эстонский государственный деятель[712]150.Особый интерес в наших общих с торговой делегацией сделках представлял экспорт российского золота. Оно продавалось главным образом Франции и Соединённым Штатам. Франция, официально объявившая бойкот российскому золоту, была самым активным его покупателем. У французов был свой представитель в Стокгольме, господин Ривьер, член известного банковского дома «Лион Аллеман», специализировавшегося на продаже драгоценных металлов[713]
. Главой этого банка был тогда господин Венсан, создатель крупного «Национального кредитного банка» в Париже[714], крах которого через несколько лет стал причиной биржевой паники. Чтобы не упустить выгодного предложения от русских, господин Ривьер ежедневно являлся в «Экономическое общество».Немецкие банки и банкиры также имели своих представителей в Стокгольме. Они скупали русское золото, меняли пробу на слитках, переплавляли монеты. На королевском монетном дворе кипела работа. Позже появилась возможность продавать золото со шведской пробой, получая большую выгоду.
Я предложил Стокгольмскому государственному банку обменять принадлежащее ему золото, но предложение было отклонено. Тогда я предложил главе банка Моллю[715]
предоставить русским в обмен на золото 100 млн. крон для покупки шведских товаров, но и это предложение Молль отклонил, заявив, что подобными сделками Государственный банк не занимается.Такое учреждение, как Государственный банк, не должно быть ни консервативным, ни бюрократическим. Ничто не зависит так сильно от происходящих в мире перемен, как стоимость денег.
Как–то в конце тридцатых годов я после возвращения из Парижа присутствовал на обеде у члена риксдага Стендаля. В те годы цена на медь, как и на другое сырьё, была чрезвычайно низкой, а золотой запас Государственного банка значительно превосходил уровень достаточности. Я повторил тогда то, на чём всегда настаивал: золоту придаётся слишком большое значение. Гораздо важнее иметь в запасе то сырьё, которое необходимо стране при любых обстоятельствах, и Государственный банк не должен упускать благоприятного момента.
Профессор Густав Кассель[716]
, крупнейший экономист Швеции, с которым мы часто обсуждали подобные вопросы, разделял моё мнение. Он пытался связывать свои теоретические познания с простейшими реалиями из жизни, хотя и здесь он иногда не мог избежать ошибок. Профессор считал, что экономической жизнью должно управлять крестьянское мышление. Без этого теоретические познания не имеют никакой ценности. Позже я познакомил Касселя с главой русского Государственного банка Шейнманом, и тот помог профессору поместить статьи по экономике в русской прессе.Я и сам часто бывал в Ревеле в связи с русскими сделками. Хорошо помню, как однажды, возвращаясь домой, чуть не попал в беду. В то время между Ревелем и Стокгольмом под командованием эстонца Таммса курсировал невзрачный пароходик «Калевипоэг». В тот раз пароходик отходил при сильном ветре. Кроме меня на его борту был ещё только один пассажир, торговец бриллиантами[717]
. Я вёз золотой груз стоимостью несколько миллионов крон[718]. Когда мы вышли в открытое море, начался настоящий шторм. Боясь за жизнь и за груз, я начал уговаривать капитана повернуть обратно. «Нет, чёрт побери, стану я ещё поворачивать обратно! Идём на Стокгольм», — рявкнул он.Так мы шли шесть часов. Шторм усиливался, было неясно, куда идёт пароход. Казалось, что мы кружим на месте. В конце концов, старый морской волк милостиво объявил: «Поворачиваем назад». Я стоял рядом с ним на капитанском мостике. В какой–то момент пароход чуть было не перевернулся. Бледный машинист выскочил наверх с криком: «Вытекло масло!» Всё, что было не закреплено, перебилось, в углу салона валялось перевёрнутое пианино, кругом царил хаос. Мой спутник лежал в салоне и, дрожа от страха, громко молился, обещая Богу, если тот сохранит ему жизнь и вернёт на землю, раздать беднякам миллионы эстонских марок. При попутном ветре мы возвращались в Ревель. Недалеко от гавани пароход чуть не подорвался на плавучей мине. Команде было приказано расстрелять мину, но из–за высоких волн не удалось попасть в неё. Пришлось отказаться от этой затеи. Наконец мы прибыли в Ревель. Торговец бриллиантами, позабыв об обещании раздать деньги беднякам, незаметно исчез.
Я остался на пароходе, и на следующие утро мы снова отправились в путь. Море было спокойное, поездка прошла отлично, но мне не забыть поворота «Калевипоэга», когда я мог зачерпнуть рукой воду за его бортом прямо с капитанского мостика.