De Personae / О Личностях. Том I

Приезд Альберта Энгстрёма в Москву привёл в восторг всю шведскую колонию. Люди старались делать всё, чтобы ему здесь понравилось. Я дал всем понять, что Альберт приехал сюда работать, а не веселиться. То же самое я сказал и ему. Позже я узнал, что во время одной попойки он просил всех не проговориться мне о его участии в ней. А ведь он сам первый попросил меня: «Давай договоримся ничего не скрывать друг от друга. Как только кто–то из нас нарушит договор — дружба врозь».

Однажды он сказал: «Я так много слышал о стремлении русских всё приукрашивать, об их потёмкинских деревнях. Но никто тут не собирается дурачить меня. Даже обидно, я бы показал им, я как раз в хорошей форме». И он принял боксёрскую позу. «Да, жаль, что тебе не придётся подраться, но зато шведский народ может от тебя узнать правду о том, как тут обстоят дела. Никто и не думает, что тебя можно одурачить. Ты видишь неприкрытую нищету и нужду. Надеюсь, что это не восстановит тебя против советского правительства. Ты ведь познакомился со многими его представителями и узнал, что все они честные люди. Твоя поездка сюда имеет очень важное значение. Уже со школьной скамьи нас приучали ненавидеть русских, это сидит в нас с детства. Мы отдали России в 1809 году Финляндию, но разве мы не отдали свои провинции и Германии? Разве к этой стране мы относимся так же, как к России? Несмотря на предостережения Свена Хедина (XXV), нам всё–таки следует ждать угрозы со стороны своих “друзей” — немцев, а не от русских со стороны Норланда. Надеюсь, что глаза у “die dummen Schweden”, “глупых шведов”, наконец откроются».

Каждый день, проходя по Арбату, мы видели на углу нищего старика. Совершенно седые волосы, длинная борода, прикрытое лохмотьями тело — классический тип нищего. Альберт попросил Олле Ольсона, говорящего по–русски, уговорить старика за хорошую плату попозировать ему несколько раз. Щедрый Адьберт предложил ему сумму, равную 10 кронам, за каждый сеанс. Старик презрительно покачал головой: «Ни за какие на свете деньги не уйду со своего угла». Попрошайничество в России очень доходная профессия. Нищий, устроившийся в хорошем месте, может стать зажиточным, так как русские очень отзывчивы и щедры. Теперь таковой профессии в России не существует.

Альберт очень любил ходить на блошиный рынок, на котором продавалось всё, что душе угодно. Особенно оживлённо там было по субботам, но торговля шла и в будни. Альберт приобрёл там несколько прекрасных икон.

Я подозревал, что Альберт быстро сойдётся с Брокдорфом–Ранцтау. Иногда они могли прокутить всю ночь напролёт. Однажды во время очередной пьянки они обнаружили, что являются родственниками. Брокдорф был выходцем из Дании, а Альберт смоландцем, так что, с моей точки зрения, их родство очень сомнительно.

Лучшими друзьями Альберта в Москве были Адольф Лаурин, его земляк из Смоланда, и Олле Ольсон, весёлый и компанейский сконец. Ольсон очень любил Россию, в которой прожил несколько лет. Он любил песни и танцы цыган, тратил на них свои деньги, и цыгане любили его за это. В Москве не было ни одного цыгана, который не знал бы Олле, и он знал их всех по имени. Ольсон таскал Альберта с собой повсюду, особенно они любили бывать там, где продавалось пиво. Это единственное слово, которое Альберт выучил здесь, так как слово «водка» он выучил ещё до приезда в Россию.

Однажды ночью они возвращались домой на извозчике. Вдруг в их пролётку вскочили два бандита. Альберт схватил одного из них и с грохотом швырнул его на землю, следом за ним туда же был отправлен и второй бандит. Пролётка без остановки неслась дальше. Рассказывая об этом происшествии, Альберт сожалел о том, что они не остановились и не посмотрели на негодяев, ведь он их, наверное, здорово отделал.

После подобных оргий Альберт любил бывать наедине со мной. Я должен был играть ему на скрипке шведские народные мелодии, и он пел мне старинные, даже средневековые шведские песни. Как сейчас вижу его сидящим на стуле, с головой, склоненной в мою сторону, и слышу его протяжное и печальное пение.

Приближался день отъезда Альберта. Мы должны были поспеть домой к Рождеству. С нами собрался ехать Свен Хедин[771], только что вернувшийся из Азии. Члены шведской колонии решили устроить вечер в честь отбывающих Энгстрбма и Хедина. Настроение у всех было приподнятое. Адриан, инженер шведского завода шарикоподшипников[772], должен был произнести в связи с событием торжественную речь, он был любителем спиртного и, видимо, хватил лишнего. В первых же словах его речи в честь Хедина послышалась угроза: «Не знаю, что за открытие ты там сделал, попробовал бы лучше, чёрт побери, продать в пустыне шарикоподшипники, вот тогда мы сказали бы на что ты годишься». Мы быстро вмешались в это дело и успокоили оратора. Адриан был вообще человеком мягким и скромным. Мы намекнули ему, что ждали хвалебную речь в честь Свена Хедина, а не ругательную. Всё обошлось, и веселье продолжалось.