Читаем De Personae / О Личностях. Том I полностью

Итак, доныне известно только одно оригинальное произведение Маркиона, в котором он изложил своё видение христианства: трактат «Антитезы». Однако сказать об этом трактате нечто связное и стройное очень трудно, поскольку от него сохранились только разрозненные фрагменты в произведениях критиков Маркиона — Иринея, Ипполита, Тертуллиана. Нет полной ясности даже с общим построением «Антитез», их структурой. Предположительно, они состояли из двух частей: историко–догматической части и схолий, или комментариев. Историко–догматическая часть, судя по всему, начиналась с обсуждения взаимоотношений Павла со старшими апостолами, характеризуемыми как «ложные братья», продолжалась обоснованием тезиса о фальсификации Евангелия Иисуса Матфеем, Марком и Иоанном, а кроме того — составителем «Деяний апостолов», каковым не был Лука, а также показом искажений, внесённых переписчиками из иудеохристианской среды в достоверное в принципе Евангелие от Луки; заканчивалась эта часть, скорее всего, утверждением Нового Завета, как его понимал Маркион. По логике вещей, он должен был говорить здесь также о своём собрании посланий Павла и об их очищении от иудейского балласта.

Во второй части, в схолиях, или комментариях, Маркион, видимо, проводил лобовое столкновение иудейского Ветхого Завета и спроектированного им самим христианского Нового Завета. Лев Карсавин описывал данную диспозицию следующим образом: «Маркион в своих “Антитезах” сопоставил противоречащие друг другу тексты Ветхого и Нового Заветов. Ему приходилось теоретически объяснять своё религиозно–нравственное, крайне аскетическое учение. И здесь сразу же обнаружилось, насколько сильна была в нём гностическая стихия, превратившая Павлово противопоставление закона и благодати в проповедь о двух богах»[84]. Постоянная опора Маркиона на Павла имела принципиальный характер: он, как уже отмечалось, ставил знак равенства между Евангелием Павла, каким оно предстало в отредактированных им посланиях апостола, и Евангелием Иисуса. Поэтому Маркион постоянно возвращался к заявлению Павла о том, что своё Евангелие он получил не от людей, а путём прямого откровения Иисуса. Сам Маркион, повторяю, не претендовал на боговдохновенность.

Но именно здесь, в указанном заявлении Павла, крылась фундаментальнейшая проблема христианства: возможно ли, и если возможно, то как, продолжение Благой Вести Иисуса после его смерти, воскресения и вознесения и до его второго пришествия? Каково отношение христианской проповеди к Слову Божьему: кем она Ему доводится — хранительницей, толковательницей, возвестительницей или продолжательницей? Начальное христианство в середине I в. жило эсхатологическими ожиданиями, упованиями на скорый и неминуемый конец «мира сего», «этого эона», на приход «Царства Небесного», о приближении которого возвестил Иисус. Благая Весть Иисуса в силу этого сохраняла первозданную свежесть, приуроченность к моменту, не требовала никаких добавлений к себе: христиане ждали парузии, пришествия Иисуса если не с минуты на минуту, то со дня на день. Но время шло, мир оставался всё таким же косным и непоколебимым, Иерусалимский храм был разрушен, святой народ израильский находился в рассеянии, иудеохристиане — в изгнании. Христианству нужны были новые ориентиры, свободные от эсхатологических эксцессов и иллюзий. Свободные и освящённые Словом Божьим — Благой Вестью, которая должна была зазвучать в предположении отсрочки второго пришествия Иисуса Христа.

Раннее христианство создало несколько умственных моделей, которые призваны были обосновать мысли о немыслимом — о возможности продолжения Благовестия, Евангелия Иисуса в ситуации, когда Иисуса не было в наличии, рядом. Об одной из них — о модели божественного откровения — я уже упоминал. Она содержится в посланиях Павла и в «Деяниях апостолов». В «Деяниях» (9:3-6) божественное откровение описано с приведением (цитированием) слов Иисуса, сказанных после его вознесения на небеса: «Когда же он (Савл–Павел. — С. З.) шёл и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна. Он в трепете и ужасе сказал: Господи! Что повелишь не делать? И Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать». То есть Савлу–Павлу самим Иисусом было определённо обещано, что откровенное Слово Божье будет звучать и впредь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное