De Profundis

После еды Бритый приковал Роксанну наручниками к батарее, заставив сесть на пол. Двое мужчин идут в гостиную. В кухню заглядывает кот. Он трется, мурлыча, о ноги Роксанны, потом садится и заглядывает ей в глаза. Что делает его хозяйка в этом углу, где нет ничего интересного? Роксанна отвечает на его взгляд. Если бы она могла превратить Мурлыку в пса. Или в дракона; в кого-нибудь, готового пожертвовать собой или обладающего смертоносной силой. Мурлыка, конечно, заметил необычную позу Роксанны; он тоже чувствует нависшую угрозу; возможно, он видел, как вошли два молодчика, и поостерегся следовать за ними. Мурлыка смотрит на Роксанну с каким-то скорбным сочувствием. Тихонько мяукнув, он выходит, как вошел.

«Беретта» лежит на буфете, до нее не дотянуться. Она и так знает: «он» не может ей помочь. Это не в его силах. Он может думать с ней, мечтать с ней, вспоминать, окутывать ее своим присутствием. Но не может материализоваться и отправить этих типов на тот свет. Она снова думает о дочери. Почему ее нет? Роксанна вынуждена надеяться, что она не зайдет в дом. Парни позаботились спрятать свой дурацкий мотоцикл в сарае; значит, Стелла не встревожится при виде его и не решит вернуться в деревню.

Если эти двое убьют ее сейчас, Роксанна так и не поговорит со Стеллой… Ей плевать, что она умрет, но ей надо увидеть дочь в последний раз, обнять ее и крепко прижать к себе. Она должна ей сказать. Что она жалеет, что обращалась с ней сурово и холодно, никогда не подтыкала ей одеяло, оставляла ее одну все эти долгие дни, когда глушила себя ксиноном и сливовой… Сказать ей, что не должна была покидать ее в младенчестве. И еще – что она находит ее красивой, и умной, и такой своеобразной. И что ее пироги изумительны, и что она чудесно танцует. Она должна ей сказать… что она ее любит. После этого ей будет все равно.

Но слишком поздно, бедная моя Рокси! Надо было думать раньше. Неужели ты думаешь, что можно загладить в нескольких словах зло, причиненное годами? Нет, так нельзя. Если ты мерзкая, нарциссическая, маниакально-депрессивная эгоистка, то так и кончишь, переполненная угрызениями совести и стыдом. Все, что ты можешь сделать, вместо того, чтобы ныть, – поднять зад, чтобы выбраться из этого дерьма и отправить двух ублюдков ad patres[28].

Бритый вошел в кухню, потирая голову. Он проспал с добрый час. Он потел еще обильнее и припадал на левую ногу. Сев за стол, он залпом выпил стакан воды.

– Тебе нравится моя татуировка? – спросил он, лихорадочно блестя глазами.

– Очень, – ответила Роксанна. – Это произведение искусства.

– Произведение искусства, точно. Произведение художника, который заплатил за это жизнью.

И он хихикнул. Роксанна поняла, что откровенничать он не собирается.

– И что это изображает?

Бритый приосанился с торжественным видом.

– Так это она, Смерть.

– Чья смерть?

– Ничья, – прогремел он, – Смерть, так ее зовут. Это ее имя! А они – это избранные, – продолжал он с детской гордостью.

– Я думала, это проклятые… – отважилась Роксанна.

– Ну уж нет! – рявкнул он. – Они избранные, потому что идут в Небытие. Они познают Небытие и Забвение, двух братьев Смерти; это будет конец всему, всему святому трепету, вот; но они печальны, потому что еще не понимают, как им повезло. Ты видала кого-нибудь, кто был бы рад умереть, а? Я – нет. Все, кого я стер с лица земли, можно сказать, хандрили. Как они, – добавил он, показав на процессию на своей руке.

Опять одержимый, каких тьмы были в городе. Но этот был другого сорта. Его вера не была окрашена педантским интеллектуализмом, как у Всадников Апокалипсиса, и могла потягаться в убожестве со спекулятивным исламом, пересмотренным фундаменталистами.

Итак, этот шут гороховый был пламенным поклонником смерти как конца всего. В его религии, манившей соблазнительной уравниловкой, были только выигравшие, те, кому повезло, ибо вера основывалась не на гипотетическом рае, уготованном избранным, но на уверенности в небытии и абсолютной очевидности того, что все мы умрем. Это было до жути действенно, и еще несколько месяцев назад Роксанна могла бы с легкостью обратиться в эту веру, базирующуюся на постулате, столь близком к ее представлению об истине. Но сегодня все было иначе: небытие ее озадачивало. Она поостереглась делиться этим мнением с Бритым.

Пришел Фреди, присоединился к разговору и тряс головой на каждое слово своего спутника. Иногда даже аплодировал.

– А я, – продолжал Бритый, – ну, то есть мы с Фреди – орудия Смерти, те, кто посылает ей людей.

– А как вы выбираете тех, кого посылаете Смерти?

– Она сама указывает нам, кого. Она говорит с Фреди. Да, Фреди, ты ведь слышишь ее в своей головенке? А я делаю то, что скажет Фреди.

За этим признанием повисло тяжелое молчание. Роксанна не смела спросить Фреди, дала ли ему Смерть инструкции, касающиеся ее лично. Надо было играть тонко, выяснить сначала, занимаются ли эти два типа вербовкой или попросту убивают бедных людей. Если они искали новых адептов, Роксанна готова была войти в их число и поклясться в чем угодно Смерти и двум ее присным. Она решилась: