De Secreto / О Секрете

Несмотря на такое понимание ситуации, которое Дятлов якобы сообщил директору ЧАЭС Брюханову, выше эта информация почему-то не пошла, хотя на рассвете 26 апреля стало видно, что «взрыв полностью снёс крышу, западную стенку центрального зала, развалил стену в районе машзала», согласно показаниям Н. Карпана, замначальника ядерно-физической лаборатории ЧАЭС. Но и эта информация, по его свидетельству, «оседала в бункере на уровне директора и главного инженера… и её не пропускали дальше» ([4], с. 79–81).

Стоит привести и размышления Г. Медведева о том, как он видел развитие ситуации: «В ряде режимов эксплуатации ЯР возникает необходимость переключать или отключать управление локальными группами (СУЗов).

При отключении одной из таких локальных систем (интересно бы указать, какой именно! — Н.К.) Л.Топтунов не смог устранить появившийся дисбаланс в системе регулирования… В результате мощность ЯР упала до величины ниже 30 МВт тепловых. Началось отравление реактора продуктами распада. Это было началом конца» ([1],с. 34). Таким образом, было ясно, что «реактор отравляется, надо или немедленно поднять мощность, или ждать сутки, пока он разотравится» (там же, с. 36). Но тут Дятлов потребовал поднять мощность, и «только к 1 часу 00 минутам 26 апреля 1986 года её удалось стабилизировать на уровне 200 МВт тепловых» (с. 37). Но как это было сделано? «Чтобы компенсировать отравление, придётся подвыдернуть ещё пять-семь стержней из группы запаса…Может, проскочу…» — рассказал Л. Топтунов в припятской медсанчасти незадолго до отправления в Москву» ([1], с. 37).

А чуть ниже Медведев пишет: «Реактор стал малоуправляемым из-за того, что Топтунов, выходя из “йодной ямы”, извлёк несколько стержней из группы неприкосновенного запаса»(с. 38)! А затем резюмирует: «То есть способность реактора к разгону превышала теперь способность имеющихся защит заглушить аппарат. И всё же испытания решено было продолжить… До взрыва оставалось 24 минуты». Отметим тут же, что на самом деле были извлечены все, кроме 1–2, стержни из той «группы неприкосновенного запаса», как аргументируется в книге[1]!

Таковы показания и размышления участников событий, сделанные ими по горячим (буквально) следам событий. Сюда следовало бы добавить и показания учёных, показавших отсутствие ядерных реакций в реакторе уже с конца первой декады мая (о чём см. там же), но об этом позже. Ну а потом было официальное заявление со своей версией произошедшего, и надо сказать — достаточно близкое к реальной картине, но явно неполное.

Впрочем, кое-какие новые обстоятельства, проливающие новый свет на происходившее, отмечались уже на судебном заседании (увы, закрытом!), где несколько человек засвидетельствовали, что той ночью 26.04.1986 г. аварии предшествовало не только электротехническое испытание, но ещё и другое — измерение вибрации на ТТ-8, который работал с неисправным подшипником № 12 более двух лет, хотя об этом было известно многим!

Об этом обстоятельстве до сих пор явно не упоминается в большинстве работ, но почему? И коль уж упомянуто о суде, то стоит привести и некоторые другие, существенные, на наш взгляд, обстоятельства, связанные с изложенным выше.