De Secreto / О Секрете

Потому и произошел главный — четвёртый взрыв, имеющий ядерную природу, хотя это не был классический взрыв атомной бомбы, ибо «горючее» тут не было компактифицировано, как в ней (потому мы назвали его «квази-ядерным»). Многие авторы, в т. ч. Н. Карпан, нажимают на то обстоятельство, что в реакторе было от 50 до 180 «критических масс», из чего ретивые журналисты заключили, что «в Чернобыле взорвалось от 50 до 200 атомных бомб типа хиросимской!», как не раз доводилось читать. Но это утверждение обманное, ибо «взрывчатка» тут должна быть «единым компактным телом», которое взрывается, лишь когда достигнута критическая масса. Конечно, возможно, что в результате четвёртого взрыва могла бы образоваться где-то в АЗ ещё такая же ситуация, но это маловероятно. А потому и мощность взрыва никак не могла превышать 15 килотонн, а скорее всего, была заметно меньшей — не более 5 Кт, ибо сейсмический сигнал, отмеченный сейсмографами, говорил о сотрясении в 3–3,5 балла, тогда как взрыв 15-килотонного заряда производит таковое в 5 баллов (согласно [26]).

Однако её оказалось вполне достаточно, чтобы произвести наблюдаемые разрушения блока — подбросить и перевернуть «крышку», а главное — сделать то, чего никак не могли сделать предыдущие удары и взрывы, а именно — выбросить из АЗ практически всё содержимое (а его было около 2200 тонн!), которое находилось выше эпицентра взрыва. Правда, около 40 % выброшенных крупных фрагментов, отразившись от подброшенной крышки «кастрюли», оказались в пределах РП, и это проявило себя потом, как увидим…

Часть же, находившаяся вблизи эпицентра и ниже, расплавилась и попала в подреакторное пространство — когда нижняя крышка АЗ была «отдачей при выстреле» опущена вниз — в виде лавообразных масс (известная «слоновая нога» и т. п.)

Кроме того, около 30–40 % содержимого вылетело вверх в виде облака ионизированной плазмы (причём температура её кратковременно могла достигать десятков тысяч градусов!) и микрочастиц, что объясняет наблюдаемые очевидцами снаружи явления, такие как «фотовспышку», «гриб» и столб неподвижного «пламени» (на самом деле плазмы). А явление ЭМИ (электромагнитного импульса), наблюдающееся при ядерных взрывах даже в ограниченном объёме, объясняет наблюдавшиеся при аварии отключения электроэнергии не только на 4-м, но и на 3-м блоке (см. в [25]), которые объясняли тем, что якобы были «перебиты кабели», чего не обнаружили…

Но напомним далее, что кроме лёгкого урана и плутония в ЯР имелись огромные массивы урана-238, которые подвергались атаке множества быстрых нейтронов, образовавшихся в результате взрыва и теперь ничем не тормозившихся, а это приводило к вступлению «в полную игру» реакции (2)! Напомним, что в результате ядерных трансмутаций, изображённых в (2), из урана-238 — через нептуний-239 — появляется, с периодом полураспада в 56 часов, уже плутоний-239. Свидетельством чего и явилось наблюдаемое утром 26 апреля в развалах появление нептуния (через спектр его гамма-излучения, при том, что он составлял 17 % от общего такового!), как промежуточного элемента в этой реакции. А там, где измерить что-либо было невозможно, например, в РП, его наверняка было ещё больше!

Потому последовавшие вечером «взрывы» в пределах РП, в основном, были вполне ожидаемы — появлению критической массы плутония в завалах способствовали даже те небольшие сбрасывания в РП кусков, находившихся на крыше блока и смежных помещений — т. о. тут героизм пожарных и других сыграл весьма и весьма злую шутку… Впрочем, ещё раньше Г. Медведев оценивал работу части персонала 4-го блока сразу после взрыва так: «Что касается действий Акимова, Дятлова и Топтунова и помогавших им, то их работа, полная самоотверженности и бесстрашия, тем не менее, была направлена на усугубление аварийной ситуации» ([1], с. 85). Но я всё ж разделил бы ответственность — вина-то прежде всего лежит на их начальнике Дятлове, тем более что он выжил, в отличие от других…

Во всяком случае, впервые чётко описанное в [17] Н. Карпаном — очевидцем (хотя и после 25 лет молчания!), явление взрывов уже вечером 26 апреля является прямым и убедительным доказательством справедливости картины аварии, описанной мною ранее в работах [13–15], что я и отметил в [24]. Правда, сам он (всё ж не поняв моей картины полностью), говорил о «пожаре», тогда как на деле это были те же квази-ядерные взрывы, но ближе к форме «пшиков», которые периодически наблюдают работники радиохимических комбинатов, — я благодарен проф. Г. Бондаренко, рассказавшему мне об этом явлении.