Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Реформисты также держались; была сделана последняя попытка героической контрпропаганды, когда неолиберальный джаггернаут начал набирать силу в 1980-х годах. Рассмотрим отчет Независимой комиссии по вопросам международного развития. Более известный как "Север-Юг: Программа выживания", или "Доклад Вилли Брандта" по имени его председателя, он стал манифестом о выживании вида и одного из последних представителей своего вида. После этого мир больше не получал подобных призывов (Цели развития тысячелетия больше известны своей тематической, локальной, кампанией, чем глобальной проницательностью). Доклад Брандта, однако, проложил новую дорогу. В нем перераспределение ресурсов в пользу стран третьего мира было увязано с другой задачей - разоружением. Именно поэтому развитие стало вопросом выживания. Ссылаясь на ресурсы, направляемые на вооружение, члены комиссии утверждали, что мир должен выбрать, опять же довольно апокалиптически, между "разрушением или развитием". Деньги, которые тратятся на "вооружение до смерти", могли бы смягчить голод, болезни и уменьшить источники международных конфликтов, которые, как утверждалось в докладе, уходят корнями в глобальное неравенство. Даже такой симпатизирующий социал-демократ, как Гуннар Мюрдаль, видел, что такой "массовый перевод капитала в развивающиеся страны" "довольно бесполезен". К 1980 году весь бизнес помощи подвергся нападкам за поддержку коррумпированных, стремящихся к ренте (термин, который в то время получил широкое распространение) правительств и за поддержку больше потребления на периферии, чем капиталообразования. На пятках выборов Маргарет Тэтчер и накануне выборов Рональда Рейгана, время не могло быть хуже. Второй всплеск ОПЕК начал создавать серьезные проблемы внутри развивающегося блока. Затем, летом 1982 года, министр финансов Мексики объявил съезду мировых финансистов на саммите Всемирного банка и МВФ в Торонто, что его страна не в состоянии платить по своим долгам. До конца 1980-х годов идея перераспределения была похоронена глобальным долговым кризисом, который имел обратный эффект: перераспределение ренты от периферии к финансовым институтам в ядре.

Один из парадоксов доклада Брандта заключается в том, что, хотя он, возможно, и был несбыточной мечтой, это был первый документ, в котором, насколько мне известно, использовался термин "глобализация" - хотя имелось в виду признание того, что внутренняя зависимость требует понимания того, как развитие, перераспределение и ограничение мировой торговли оружием являются неотъемлемой частью обеспечения глобального процветания и безопасности.

Однако это повествование уступило место другому пониманию термина "глобализация". Десятилетие, подарившее нам Вашингтонский консенсус, структурную перестройку (с очередным переворотом в употреблении слова) и возврат к рыночному фундаментализму, также подарило нам возврат к более старому нарративу о том, насколько "Запад" должен обучать Остальные. Стадиальные мыслители XIX века верили в прогресс как в нарратив, на котором должны сходиться все общества; модернизаторы, такие как Ростоу, придали ему новое значение. С тех пор социальные науки перерабатывают идею о том, что первые модернизаторы завладели рынком уроков о том, как это сделать. Эрнандо де Сото, перуанский экономист, прославившийся восхвалением достоинств разбухшего неформального сектора Латинской Америки, присоединился к параду разоблачения, раскрытия, обнародования секретов мира - хотя в этом издании акцент делался на тайнах сюжета, один за другим раскрывая читателям подсказки с разгадкой римского полицейского, поставленной в финале. К его чести, именно бедняки волновали Де Сото, и именно для неимущих, по его мнению, следует привлекать знания. Но если развитие споткнулось, то только потому, что оно не смогло понять, что мис-терия капитала заключается в том, что каждый должен быть капиталистом, независимо от вероисповедания или культуры - более того, независимо от своих способностей. Остальным просто нужно быть более похожими на Запад и рассматривать каждого как потенциального собственника-индивидуалиста. Это, заключил он, "единственная игра в городе".