Практическая причина успеха STM заключалась в ее инновационной и мощной технологии. А технология - это причина, по которой СТМ столкнулась с цивилизационным кризисом и новым соперником. В двух словах, технологии, расширяющие возможности человечества, имеют непредвиденные последствия и потенциал для больших катастроф. По мере роста осознания этих проблем оптимистичная модернистская история безграничного прогресса благодаря научно-техническому прогрессу стала соперничать, а иногда и затмеваться гораздо более пессимистичным, даже апокалиптическим видением траектории современного проекта, основанным на сомнениях в способности человека контролировать технологии. Предчувствия того, что технологические чудеса приведут к катастрофам, очень древние, восходящие, по крайней мере, к древним сельскохозяйственным обществам. С началом промышленной революции мрачные предчувствия привели к катастрофам. После промышленной революции мрачные предчувствия стали все более распространенными в таких произведениях, как "Франкенштейн" Мэри Шелли и "R.U.R." Карела Чапека. Возможно, машины, становясь все более способными и взаимосвязанными, были следующим шагом в эволюции жизни, призванным доминировать и в конечном итоге уничтожить человечество, как предупреждал Сэмюэл Батлер. Контуры будущего, объявил Г. Г. Уэллс в своей знаменитой лекции 1902 года "Открытие будущего", трудно различимы, но, несомненно, не будут похожи ни на прошлое, ни на настоящее, и определенно будут включать в себя катастрофы новых типов и масштабов.
В ужасных мировых войнах, промышленных геноцидах и тоталитарных тираниях середины двадцатого века технический прогресс придал варварству новые масштабы, подорвав простую модернистскую веру в то, что технологический прогресс породил рог обоюдоострых мечей, с усиленными возможностями как прогресса, так и катастрофы. Новые всадники антропо-генного апокалипсиса зловеще появились на горизонте человеческих возможностей, начиная с ядерного оружия и безудержного ухудшения состояния окружающей среды, а за ними следуют нелегальная генная инженерия, деспотизм тотальной слежки и беглый искусственный интеллект.
В центре новых споров о техно- и эко-отношениях находятся дебаты о цивилизации НТМ, ее связи с перспективами выживания видов, а также о рождении, через мысли и действия, ее возможного преемника. "Должно ли разрушение быть нашей судьбой?", - спрашивал заголовок популярной книги 1940-х годов. Или человечество может радикально изменить свои отношения с мощными технологиями и уязвимой Землей? Насколько сильно нужно измениться? Необходимы ли серьезные изменения в человеческой идентичности для поддержания политических и экономических механизмов, необходимых для выживания человечества? Требует ли выживание отказа от государственной системы, капитализма, индустриализма, образа жизни с высоким потреблением, или достаточно более реформистских мер?
Между одним миром и другим
С тех пор, как началась история человечества, люди убивали друг друга, часто устраивая большие бойни. Все первичные человеческие группы придавали большое значение эффективному владению насилием. Задолго до появления современной науки инновации в технологиях убийства определяли подъем и падение наций и империй. Но инновации в орудиях убийства, хотя зачастую и имели огромное значение, были медленными и бессистемными. С появлением и распространением НТМ темпы военно-технических инноваций значительно ускорились. В девятнадцатом веке промышленная революция принесла химические взрывчатые вещества, стальные пушки, корабли с паровым двигателем, железные дороги и телеграф. Эти смертоносные инновации способствовали дальнейшему превосходству индустриальных государств над досовременными обществами, одновременно значительно увеличивая смертоносность войны между развитыми странами.
По мере появления новых разрушительных возможностей, предвидение гораздо более мощных орудий войны и тревожные размышления об их последствиях также выливались в популярную научную фантастику, усиливая мрачное будущее современности. В ответ на сомнения в пользе такого рода "прогресса" оптимисты настаивали, как язвительно выразился один политэконом, что "война убьет войну". Если сделать войну более ужасной, то война станет слишком разрушительной, чтобы быть рациональной деятельностью, и она, как и другие пережитки досовременных времен, увянет и в конце концов исчезнет.