Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Мусульманская деколонизация и националистические проекты модернизации создали измененное проблемное пространство для постколониальных мусульманских политических лидеров и элит и способствовали принятию новых нарративов глобального, которые снимали акцент с прежней одержимости мусульманской идентичностью и цивилизационной сущностью. Тем не менее, такое переосмысление глобального нарратива без акцента на мусульманской идентичности, казалось, нарушило традиционные представления западных востоковедов и исследователей международных отношений. Эти интеллектуалы, как и их предшественники на протяжении как минимум столетия, были склонны объединять всех мусульман в единую геополитическую, расовую и религиозную группу и объяснять их политику в основном ссылками на их общую религию. Однако к началу 1960-х гг даже этой группе казалось, что ислам не имеет значения в мировой политике, где доминируют светские национализмы и интернационализмы, а также стра-тегические требования холодной войны. Когда Комитет по международным отношениям Университета Дьюка провел междисциплинарную конференцию по исламу и международным отношениям в 1963 году, после провозглашения независимости Алжира и на пике соперничества в холодной войне, двадцать шесть ученых-участников не смогли прийти к единому мнению о том, какую роль играет ислам в мировой политике. Согласно книге, в которой собраны доклады симпозиума, "большинство основных докладчиков утверждали, что ислам на самом деле имеет довольно ограниченное значение в формировании отношения и поведения мусульманских государств в международных отношениях сегодня, но другие резко расходились во мнениях, и лишь немногие были готовы отвергнуть его значимость на корню". Действительно, участники симпозиума не только обращали внимание на различия в политике большинства мусульманских стран, но и отвергали эссенциалистские обобщения об исламе и мусульманском мире. Когда политолог Данкварт Рустоу процитировал утверждение Бернарда Льюиса 1953 года о родстве ислама и коммунизма, поскольку оба "исповедуют тоталитарную доктрину, содержащую полные и окончательные ответы на все вопросы о небе и земле", и оба несут в себе "агрессивный фанатизм верующего" - при том, что совершенно разное содержание этих верований, очевидно, несущественно - он сделал это для того, чтобы оспорить и отвергнуть аргумент Льюиса43. Место мусульманской идентичности в мировой политике в этот момент было настолько многогранным, что уже невозможно было поддерживать нарративы унитарного панисламизма, как это делали европейские и мусульманские интеллектуалы в период 1878-1924 гг.

Другой вид интеллектуальных дебатов возник в академических кругах по мере деколонизации в начале 1970-х годов, когда некоторые ученые задавались вопросом, совместима ли вера мусульман в умму с реальностью пятидесяти национальных государств.44 На практике это было пустым беспокойством, поскольку независимые национальные государства удовлетворяли политические и теологические требования многих мусульман. Исторически это еще более неактуально, поскольку мусульмане никогда не были политически едины в течение предыдущего тысячелетия. Национализм, социализм и либерализм, казалось, заменили мусульманские нарративы имперской эпохи новыми нарративами нации-ализма и холодной войны, хотя они и смогли приспособиться к сохранению транснациональной мусульманской идентичности, будь то в политике, историческом сознании, благотворительности, религиозных организациях, туризме, образовании, спорте или популярной культуре.

Быстрый процесс деколонизации изменил проблемное пространство панисламского нарратива имперской эпохи, и появилось множество новых и убедительных реинтерпретаций и новых нарративов. С конца 1950-х по 1967 год экзистенциализм Жана Поля Сартра стал самой влиятельной и популярной философией в постколониальных арабских странах. Левая философия Сартра придавала силы арабским интеллектуалам, которые верили, что позднее развитие арабских обществ было вызвано ко-лониальной гегемонией и капитализмом, и что новые арабские поколения могут работать вместе, в солидарности с другими прогрессивными людьми, чтобы создать новые арабские нации, свободные от всех видов политического, экономического и социального порабощения. Успех алжирской войны за независимость, которую поддержали европейские левые, а также глобальные блоки стран третьего мира и социалистических стран от Китая и Индонезии до Бразилии, дал надежду на то, что при такой же глобальной солидарности и идеологии, ориентированной на свободу, все арабские общества смогут добиться своего освобождения и достичь экономического процветания и развития.