«Знаете, мне чуждо хладнокровие, и я не настроен воевать. Мне никогда не представлялось случая держать в руках винтовку. Прибавьте к этому воспоминания о семидесятых годах, которые вовсе не вдохновляют меня на подвиги. Представьте, как переживает моя жена, у которой в армии сын и зять! Все это осложняет мою жизнь так, что я чувствую себя мельчайшей частицей, унесенной этим чудовищным катаклизмом. Все, чем я занимаюсь, мне кажется мелким и ничтожным! Я дошел до того, что начал завидовать Сати, который серьезно намерен защищать Париж в звании капрала», — писал Дебюсси Жаку Дюрану 8 августа 1914 года. И ему же 21 сентября:
«Столько ударов мне нанесено, какой ужас мне пришлось пережить. Я не говорю уже о том, что на протяжении двух месяцев мне не удалось написать ни единой ноты и прикоснуться к фортепианным клавишам, — все это не имеет никакого значения в свете недавних событий. Понимая, что происходит, я не могу позволить себе думать об этом без грусти. Потерянное время в моем возрасте уже никогда не наверстаешь».
5 сентября Дебюсси отправился на несколько недель вместе с семьей в Анжер, чтобы укрыться от войны. Эту поездку композитор считал бесполезной и весьма затратной, но Эмма была другого мнения. С музыкальной точки зрения Дебюсси испытывал двойственные чувства. Он находил, что смешно подвергать остракизму Вагнера, как это делали интеллектуалы и музыканты, такие как Баррес[146]
и Сен-Санс. При этом он добавлял: «Я думаю, что мы дорого заплатим за то, что нам не нравится творчество Рихарда Штрауса и Шёнберга[147]». (Из письма Дебюсси Никола Коронио. Конец сентября 1914 года.)Читая газетные новости, Дебюсси горевал по поводу несовпадения его взглядов с позицией отправившихся на фронт людей. «Если бы мне хватило смелости и в особенности если бы я не боялся некоторой “помпезности”, свойственной этому жанру музыкальных сочинений, то охотно бы написал героический марш… Но еще раз мне кажется, что смешно демонстрировать свой героизм, когда отсиживаешься в спокойном месте, а не находишься под пулями…» — писал он Жаку Дюрану 9 октября 1914 года.
Между тем в ноябре Дебюсси сочинил «Героическую колыбельную», посвященную королю Бельгии Альберту I и его солдатам. Это произведение было написано по заказу английского писателя Холла Кейна, написавшего книгу о короле. В июне следующего, 1915 года Дебюсси сочинил патриотическое произведение для фортепиано под названием «Страница альбома» для благотворительного комитета, занимающегося сбором средств для раненых, в состав которого входила и Эмма. Композитор также давал благотворительные концерты. В декабре он сочинил «Рождество детей, не имеющих больше крова» для голоса и фортепиано. Это произведение Дебюсси имело большой успех и неоднократно исполнялось во время войны. Слушатели аплодировали, не жалея ладоней, что вызывало досаду композитора, который видел в этом только патриотический энтузиазм, не имевший ничего общего с его эстетической концепцией. В период между 1916 и 1917 годами Дебюсси сочинил черновой вариант кантаты на стихи Луи Лалуа «Ода Франции». Наконец, три музыкальные пьесы для двух фортепиано в четыре руки под названием «Белым и черным», сочиненные летом 1915 года, включали отрывок, навеянный «Балладами о врагах Франции» Франсуа Вийона. Патриотический и музыкальный вклад Дебюсси был в то время невелик и носил скорее символический характер. Похоже, музыкант посчитал, что музыка должна молчать, когда стреляют пушки. К тому же через совсем короткий промежуток времени композитору будет уже не до того, чтобы что-либо создавать. Что же касается его последней статьи, опубликованной 10 марта 1915 года в газете «Энтрансижан» под заголовком «Наконец одни!» и подписанной его именем, то неизвестно, произошло ли это при участии Вюйермо, главного редактора журнала «Revue de la Société musicale indépendante», в котором первоначально должна была публиковаться статья, носившая явный националистический характер. В ней автор вновь обращался к своей излюбленной теме — наследию Рамо, забытому французскими музыкантами: «С тех пор мы прекратили возделывать наш сад, кроме того, мы пожали руку коммивояжерам со всего мира». В заключение автор призывал к борьбе за чистоту национальной музыки и, в частности, снова выступал против влияния музыки Вагнера:
«Мы стали сочинять музыку в манере, противной нашему национальному сознанию. Мы дошли до крайностей, не совместимых с нашим мышлением. Мы допустили оркестровые перегрузки, искаженные формы, помпезность и резкие звуки… Наконец, мы уже были готовы подписаться под отказом от национальных традиций, что особенно подозрительно в тот момент, когда неожиданно во весь голос заговорили пушки!
Надо правильно понимать их грубый язык. Сегодня, когда активизируются все добродетели представителей нашей расы, победа поможет вернуть музыкантам чистоту и благородство французской крови».