Дебюсси

24 марта Дебюсси принимал участие в благотворительном концерте. Он играл «Три баллады на слова Вийона» с Клер Круаза[150] и «Сонату для фортепиано и виолончели» с Жаком Сальмоном. В программу концерта вошли «Танцы» для арфы, «Прелюдии» из первой тетради, «Остров радости», а также «Шесть античных эпиграфов». Дебюсси исполнил песню «Рождество детей, не имеющих больше крова», сорвавшую бурные аплодисменты. Писатель Андре Сюарес, присутствовавший на одном из двух благотворительных концертов, которые Дебюсси дал в 1917 году в Париже, впоследствии писал:

«Он только что пережил очень тяжелую болезнь. Уже поговаривали, что он при смерти. Так оно и было. Пройдет совсем немного времени, и болезнь вернется, чтобы убить его. Меня поразили не столько его худоба и осунувшееся лицо, сколько отсутствующий взгляд смертельно уставшего человека. У него была восковой бледности кожа и землистого цвета лицо. Его глаза не горели лихорадочным огнем и как будто отражали отблески от поверхности двух заболоченных прудов. Его печальную улыбку даже нельзя было назвать горькой. Было заметно, что ему смертельно надоело мучиться. Глядя на него, невольно вспоминаешь тревожное колыхание осенью тростника на тихом берегу пруда, которое предупреждает, что тишина бывает обманчивой. Его кисть, круглая, гибкая, немного полная, тяжелой гирей висела на руке, руки — на плечах, голова — на туловище. И только она продолжала жить своей единственной, неповторимой и такой жестокой жизнью. Какие-то люди подходили к нему, стараясь вызвать на разговор. Они говорили, что он прекрасно выглядит, хотя никто их об этом не спрашивал. Тем временем он присел и окинул медленным взглядом аудиторию. Это был взгляд человека, который хочет смотреть, но при этом желает оставаться невидимым. Как артисту ему было мучительно стыдно за свой жалкий вид и пережитые страдания. Можно сказать, что его болезнь прогрессировала из-за того, что он пытался ее скрыть.

Он отвел в сторону глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом. Я усмотрел в этом иронию утратившего всякую надежду человека, который должен вот-вот покинуть этот мир, ко всем, кто остается. Между ними уже пролегла пропасть. В тот день, что бы мы там ни предполагали и что бы он сам ни думал, Дебюсси прощался с нами. Он знал, что никогда больше не прикоснется на публике к клавишам фортепиано своими пальцами волшебника. Когда он играл свои произведения на этом странном инструменте с двухцветной палитрой красок — черного дерева и слоновой кости, он творил чудеса. Дебюсси за фортепиано — чародей. В его интерпретации музыка обретала божественное звучание. Он исполнял музыку не только как пианист и даже не как композитор, а как поэт. В тот день он прощался с оркестром, со своей властью над звуками и с той радостью, которая рождается, пусть даже в муках, когда произведение искусства удовлетворяет амбиции самого художника. Без всякого сомнения, когда он медленно раскланивался, это было его прощание с жизнью».

Весной 1917 года Дебюсси завершил работу над финалом «Сонаты для фортепиано и скрипки». «Из чисто человеческого духа противоречия она наполнена веселым шумом и гамом.

Остерегайтесь в будущем произведений, которые заставляют парить в небесах. Они зародились во тьме мрачного ума… Таков финал этой сонаты, которая подверглась самым странным деформациям, чтобы в итоге выражать одну простую идею», — писал Дебюсси Роберу Годе 7 мая 1917 года. Композитор исполнил это произведение 5 мая вместе со скрипачом Гастоном Пуле в парижском концертном зале Гаво на концерте, посвященном сбору средств для приюта слепых солдат. Кроме того, композитор аккомпанировал певице Розе Феар, исполнявшей «Три баллады на стихи Франсуа Вийона», «Песни Билитис» и «Рождество детей, не имеющих больше крова».

Физическое состояние Дебюсси на время стабилизировалось, но моральное оставалось на самом низком уровне из-за строгих ограничений военного времени. «Жизнь, когда надо прилагать усилия, чтобы получить кусок сахара, нотную бумагу, не говоря уже о хлебе насущном, требует более закаленных нервов, чем мои», — писал он Роберу Годе.

На лето Дебюсси арендовал у одного англичанина, полковника Николя, загородный дом в Сен-Жан-де-Люз, где жил вместе с Эммой и Шушу с 3 июля по 8 октября. Композитор обратился к Маргарите Лонг, с которой был знаком с 1914 года, и начал работать с ней над «Островом радости» несмотря на то, что «его здоровье подтачивали болезнь и усталость». И хотя эти три месяца были малопродуктивными, композитору вначале понравилось жить в этом доме. Здесь было намного спокойнее, чем в парижском особняке на улице Буа-де-Булонь. Однако он сетовал, что из окон не было видно море.

«Небольшой тихий сад. Вдали невысокие горы с пологими склонами, не претендующие на то, чтобы прославиться. Библейская тишина и покой…