Дебют

— Я не угрожаю, если не готова выполнить угрозу, — холодно осекла его она.

Несколько бесконечно долгих ударов сердца он протяжно смотрел на неё грустным взглядом. Джейн вскинула голову и яростно смотрела в ответ.

В таких поединках всегда проигрывает виноватый. Поэтому она лишь хмыкнула, когда отец отвёл взгляд и развернулся.

— И всё же, я остановился в «Комодите», — его плечи потерянно опустились, а в голосе не осталось ни насмешки, ни снисходительности. Только вина. — Если захочешь…

— Не захочу. Проваливай.

Она смотрела ему вслед, приняв свою самую уверенную позу. Когда он украдкой обернулся, Джейн лишь задрала подбородок ещё выше и смерила его презрительным взглядом.

Она терпеливо ждала, когда его и Бернардо силуэты удалятся вниз по дороге из дворца. Она огляделась, убеждаясь, что никто не смотрит.

А затем Джейн Доу обессиленно села на скамейку, обхватила голову руками и всхлипнула. Затем — ещё раз. И, наконец, заплакала.

Она плакала тихо, до боли зажав рот ладонью и давясь рыданиями, пока они снова не перешли в всхлипы, а затем — просто в судорожные выдохи.

Какое-то время она сидела, опустошённо глядя вниз, на переливающийся ночными огнями город. А затем шмыгнула носом, вытерла слёзы, взяла папку Бернардо и встала.

В конце концов, это Джейн Доу могла плакать. А Джейн Ла-Руссе должна была вернуться в зал заседаний и рассмотреть оставшиеся двенадцать пунктов.

И времени на слёзы у неё не было.

Глава 25 Самые слабые карты

Джейн никогда не понимала, почему все сравнивают политику с триттом.

Тритт был абсолютно честен и справедлив с игроками. Два абсолютно одинаковых и никогда не меняющихся набора фигур, всегда одна и та же доска — и незыблемые правила, нарушение которых пропустит только слепой. Всё это было похоже на настоящую политику настолько же, насколько игра в солдатики похожа на настоящую войну.

Поэтому Джейн считала, что сравнение с шатто куда удачнее. Никто не знает карт противника, играть приходится с тем, что тебе посылают боги, а единственный способ нарушить правила — попасться на нарушении правил.

И, самое главное, в шатто и политике с шулерами обходились примерно одинаково.

Поэтому сейчас она старалась не думать, сколько правил сразу нарушает и к чему это может привести.

— Ни черта не вижу, — шёпот Кальдо, и без того исчезающе тихий, почти терялся в яростном грохоте музыки.

— Это они, — едва слышно ответила Джейн, не сводя взгляда с противоположной ложи. Обычно в театре всё её внимание было сосредоточено на сцене. Однако сегодня ей было совершенно плевать, что там происходит.

— Вы уверены? — недоверчиво сощурился телохранитель. — Потому что я — нет.

Девушка усмехнулась и наклонилась к его уху.

— Уверена. Моя прошлая работа предполагала умение распознавать цель по деталям. Видишь тот огонёк? — она слегка приподняла сложенный веер, указывая на красную точку напротив. — Фра Герилло обожает плакт. Постоянно его курит, если верить слухам.

Будто подтверждая её слова, огонёк разгорелся, вырвав на мгновение из темноты суровое и нахмуренное лицо.

— Будем надеяться, что слухи про то, что плакт разжижает мозги — тоже правда, — пробормотал Кальдо.

— Фра Марино — большой любитель по части женщин. Настолько любитель, что уже скорее профессионал.

Кальдо иронично поднял бровь.

— И?

— Я слышала оттуда смех. Женский смех. А фра Ветро…

Внезапно музыка оборвалась, и Джейн умолкла, отстраняясь от Кальдо. На сцене, под заметно более тихую и грустную мелодию, один из актёров бессильно упал на колени, зажимая бутафорский клинок подмышкой. По белой тоге стремительно расползалось красное пятно.

— Пощады, брат! — он чувственно вскинул руку к победителю в мольбе, и Джейн одобрительно цокнула языком. — Пощады лишь прошу — не для себя, а для души твоей! Вражда наша не стоит столь тяжёлого греха!

Второй актёр картинно медленно подошёл к поверженному и замер над ним, тяжело дыша.

— Как будто дело есть кому-то до души моей. Одно лишь значит — теперь Лепорта лишь моя! — и он схватился за рукоять меча, проворачивая его. Первый актёр, издав мученический вопль, завалился набок, и занавес медленно пополз вниз, скрывая их.

По залу пронёсся шелест вежливых, аккуратно отмеренных аплодисментов, и Джейн поспешно впихнула Кальдо конверт, многозначительно кивнув на ложу напротив. Телохранитель тяжело вздохнул и, поднявшись, принялся протискиваться между рядов кресел под тихую ругань и возмущённое шипение.

А Джейн, взволнованно сглотнув, до боли сжала веер и откинулась в кресле, изо всех сил стараясь выглядеть расслабленной. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что всё пройдёт хорошо.

Потому что если нет, завтра все новостные листовки будут писать о том, как гонфалоньера Лепорты поймали в Виареджио.

Поджав губу, она бросила напряжённый взгляд на ложу, где сидели трое из Совета. Огонёк горящей палочки плакта засиял ярче, и по шее Джейн прокатилась волна холода — фра Гурилло смотрел прямо на неё.

Одним движением раскрыв веер и подняв его, она перевела взгляд на сцену. Возможно, ей всего лишь показалось — но лучше не искушать судьбу.