Он не жалел объекта и был готов исполнить приказ. Но начал понимать его, поскольку сам жил в те двусмысленные годы и испытал тот же страх, когда показалось, что служба, которой он только начал служить, может быть распущена. Он помнил отчаяние отца, не желавшего отступать, снимать с фуражки кокарду с серпом и молотом, менять воинскую присягу. Страх осведомителей, боявшихся доносить, страх генералов, выведенных за штат, страх недавних путчистов, оказавшихся в тюрьме, да что там — даже страх сторожевых собак.
Шершнев ясно понимал, почему объект сбежал. И это понимание было лишним. Оно как бы обеляло объекта. Гребенюк был всего на пять лет моложе, но он не застал тот миг слабости всесильной службы. Он не может испытать таких сомнений.
Шершнев, впрочем, и сам не сомневался. Он лишь раздумывал, но и эти раздумья казались ему, привыкшему контролировать свои мысли, опасными: Гребенюк ведь наверняка получил указание следить за напарником и будет потом писать рапорт — так же, как и он сам. И Шершнев старался вытеснить незваные мысли, чтобы даже тень их не мелькнула в лице.
Вычитывая в деле обстоятельства побега объекта, Шершнев заметил, что некоторые вещи были вычеркнуты не из-за секретности. А потому, что они создавали подобие оправдания. Но Шершнев легко читал между строк, восполнял цензурные пробелы: по всей стране происходило тогда примерно одно и то же, и представить, что случилось в закрытом городе, не составляло труда.
Отключения электричества. Прекращение спецснабжения, пустые полки магазинов. Задержки зарплаты, и без того превратившейся в фантики. Разговоры о том, что статус закрытого города будет снят. Утраченный рай — ведь они прежде жили там на всем готовом, наособицу от стоящей в очередях страны.
Все больше дыр в стене, окружающей город, их перестали заделывать. Воровство — из цехов, из лабораторий. Какие-то фирмы, кооперативы, созданные «перестроившимся» начальством, отхватывающие себе куски и кусочки. Холодные батареи зимой.
Судя по документам, объект попытался как-то устроиться в новой жизни. На Остров впервые пустили иностранную комиссию по разоружению. Ничего не показали, конечно, в лаборатории и на склады не пустили, но важен был сам факт. Доверенное лицо донесло, что объект пытался выйти на контакт с двумя из инспекторов. Оба проходили по учетам, в деле были справки на них.
Первый был настоящим ученым и по совместительству рекрутером, которому заинтересованные западные фирмы предложили, помимо основной инспекторской задачи, выявить интересных кандидатов, прикупить ценных мозгов. Объект не рискнул сообщить, чем на самом деле занимается, и рекрутер не поддержал контакт.
Второй был уже вербовщиком, оказывавшим услуги разведке своей страны. Он целенаправленно искал именно ученых, работавших с засекреченными темами. Старик открылся ему, разговор состоялся. Сделка, вероятно, была почти заключена. Но вмешался отдел режима, против объекта начали расследование.
Тут и начинался самый примечательный эпизод. Формально улик было достаточно, чтобы судить за разглашение государственной тайны, причем состав однозначно тянул на «измену родине», на смертную казнь, которую тогда еще не отменили. Но расследование вскоре прекратили. Старик отделался выговором — слишком мягко даже по тем странным временам.
Дальнейшее Шершнев уже домысливал. Через несколько месяцев в столице был убит известный банкир, знавший тайны происхождения некоторых новых капиталов. Точнее, банкир скоропостижно скончался из-за внезапного отказа внутренних органов. Вскрытие не подтвердило отравления, и банкира похоронили бы, если бы следователи не обнаружили, что накануне в его кабинете ремонтировали забарахливший кондиционер. Внутри агрегата нашли маленький баллончик, не предусмотренный конструкцией.
Дело трижды возвращалось на доследование, но до суда так и не дошло. Все экспертизы по нему были строго засекречены. Потому что баллончик был разработкой лаборатории, которой руководил объект, и предназначался для дистанционного применения особо токсичных веществ. Впрочем, следов какого-либо препарата следователи не нашли. Но это тоже был след. Дебютант. Бесследный и неуловимый — им прочитали краткую лекцию о содержимом флакона-контейнера.
Очевидно, что приказ отдавало не государство, иначе следствия вообще не было бы. Препарат каким-то образом утек из лаборатории на черный рынок, попал в руки к любителям. А точнее, к полупрофессионалам, сумевшим верно применить его, но не подчистившим следы.
А через несколько месяцев после покушения объект, пассивный, привыкший к жизни за семью замками, сподобившийся лишь на два контакта с наблюдателями, что явились к нему буквально на порог, ловко и умно сбежал. Воспользовался отпуском начальника отдела режима, представил новичку-заместителю мнимые согласования поездки и сбежал.