– А-а, понятно. Я редко выхожу, почти никого из соседей не знаю. Раньше со многими общался, а теперь что толку знакомства заводить? Люди постоянно переезжают, всех не упомнишь. Да и вообще жизнь стала другая. Наше поколение умело дружить с первого класса школы до самой смерти. Встречались, в гости ходили, вместе на природу выезжали, на дни рождения собирались. Не терялись, поддерживали отношения. Оно и понятно: переезжали редко, а если и меняли жилье, то зачастую все равно оставались в одном городе. Тогда очень поощрялось, чтобы человек много лет работал на одном месте. А нынешние порхают с работы на работу, из города в город, из страны в страну. Это хорошо, это движение, развитие, перемены. Застоя нет. Но и отношений нет. Если ты меня спросишь, что лучше, я тебе и не отвечу. Вот вроде и хорошо, что мой Юрка со Славиком Лаврушенковым дружбу сохранил, а вроде и…
Он запнулся и снова замолчал.
– Лучше бы этой дружбы не было, – продолжил Губанов неожиданно твердым голосом. – Все, юноша, я подошел к самому трудному. Поэтому буду говорить коротко, без лишних подробностей. Тяжко это все.
Николай Губанов
С начала марта не проходило недели, чтобы Славик не появился у Губановых.
– Ну, что? Звонили? Есть ответ? – требовательно спрашивал он.
Услышав, что ответа из прокуратуры нет, становился злым и придирчивым, словно Юра был в чем-то виноват. Николай Андреевич с грустью констатировал, что из симпатичного веселого любознательного мальчишки Славик превратился в агрессивного нетерпеливого парня, живущего только своей правдой и не желающего слушать доводы других. Все попытки и Юры, и Николая Андреевича объяснить, что быстро ничего не делается, нужно время, нужно уметь ждать, наталкивались на упрямое недоверие: «Юрка сделал что-то не так, потому ничего и не выходит. С этим прокурором не получается – надо другого искать, а не сидеть и ждать у моря погоды».
Первое время Юра очень болезненно воспринимал Славкино неудовольствие, потом привык. Николай Андреевич видел, что регулярные визиты друга становились для сына все более тягостными.
В мае, когда режим «предолимпийской подготовки» заработал в полную силу, Славик перестал приезжать. Пару раз явился к Губановым после десяти вечера, Юру не застал, выслушал объяснения Николая Андреевича и угрюмо спросил:
– Теперь до августа так будет? Юрку не поймать никак? Если какой ответ придет, то я и не узнаю, что ли?
Губанов напоил гостя чаем с бутербродами, снова, в который уже раз, повторил, что у прокуроров республиканского уровня очень много работы, и каждая жалоба подолгу ждет, когда дойдут руки до ее проверки. Тем более речь идет о том, что случилось четырнадцать лет назад, и людей, которые могут ответить на вопросы, быстро разыскать не получится.
– Я тебе обещаю, Слава: как только будет ответ – ты сразу узнаешь. Мы в тот же день телеграмму пошлем. Вам не говорили, когда в поселок телефонную связь проведут?
– Да есть же связь, только она для начальства. Простым людям иметь домашний телефон не обязательно, – зло проговорил Славик. – Это у вас в Москве в каждой квартире свой телефон, а у нас… Мать сколько раз спрашивала – ответ один: номеров нет, ждите, когда построят новую АТС. А вы точно сразу сообщите? Обещаете?
– Обещаю, – твердо ответил Губанов. – У меня душа болит смотреть, как ты ездишь сюда, тратишь время. Ты же работаешь, тебе нужно и отдохнуть, и матери по дому помочь, и своей жизнью заняться, с девушками встречаться, в кино ходить, книги читать.
– Не хочу я с девушками. И книги эти мне не сдались, – огрызнулся Славик. – Книги мне отца не вернут.
– Но и ответ из прокуратуры его не вернет.
– Да знаю я! Но хоть доброе имя… Столько лет ждал, надеялся, верил, что Юрец станет милиционером и поможет… Ладно, дядя Коля, поеду я назад, поздно уже. Не буду больше вам мешать.
Уже на пороге снова повторил:
– Смотрите, дядя Коля, вы мне обещали. Как что узнаете – сразу телеграмму отбейте, я тут же примчусь.
Слово свое Славик сдержал: до конца августа у Губановых не появлялся.
В следующий раз он приехал только в сентябре.
– Ну почему? Почему? – негодовал он. – Полгода прошло, а до моего дела все руки не доходят? Как так может быть?
Николай Андреевич прекрасно понимал, «как так может быть». Но разве правильно требовать от молодого парня, чтобы он разбирался в тонкостях аппаратных игр? Если то, что рассказывают про Боронина, соответствует действительности, то он наверняка запросил дело, убедился, что там полно огрехов, и теперь ждет удобного момента для решающего выпада против следователя Полынцева и против милиции. Разумеется, уже проконсультировался с Комитетом, там ситуацию взяли «на карандаш» и тоже собираются использовать, когда им станет нужно. Однако объяснять все это Славе Лаврушенкову нельзя.