Дебютная постановка. Том 2

Февраль 2022 года Николай Андреевич Губанов

«Юрочка, сынок… Больше трех лет понадобилось, чтобы преступление раскрыли и твоего убийцу все-таки нашли. Если бы ко мне не пришел этот любознательный и не в меру любопытный мальчик Петя из Тюмени, ничего бы с места не сдвинулось. Как странно иногда поворачивается жизнь…»

Теперь он мог наконец найти в себе силы, чтобы открыть альбом с фотографиями и снова увидеть сына таким, каким он был всего за несколько недель до смерти.

Они по-прежнему каждый год отмечали 10 ноября и называли этот день по-старому: Днем милиции. Даже и не отмечали в полном смысле этого слова, просто Юра обязательно приезжал к отцу, они выпивали и разговаривали. О текущих событиях, о бывших коллегах. Иногда вспоминали Ларису, которая давно умерла, но с которой сын поддерживал связь, часто виделся, пока она была жива. Обсуждали семейную жизнь Светланы, к которой оба были искренне привязаны. С уехавшими в Канаду детьми Юра постоянно общался по скайпу и пересказывал Николаю Андреевичу новости о них. Про Мишку не говорили никогда. Эта тема – табу. Он – мерзавец и предатель, он испоганил саму идею службы, ту идею, ради которой их отец, Андрей Митрофанович Губанов, полвека назад пошел работать в милицию и завещал своим детям продолжить защищать граждан своей страны от преступников. Мишка думал только о деньгах и о комфорте для своей задницы. И еще – Николай Андреевич был в этом твердо уверен – стучал в Комитет на своих сотрудников. Крышевал бандитов, брал у них деньги за покровительство и помощь. Хотел красивой жизни. Ну что ж, он ее получил. И нечего больше о нем говорить.

Славные получались посиделки. В том году, в две тысячи восемнадцатом, Светка тоже пришла, хотела приготовить что-то особенное, накормить повкуснее. Много фотографировала на телефон и подтрунивала над дядей Колей, мол, пользовался бы компьютером, как все, она бы загрузила на него фотографии, а так старику придется глаза ломать, разглядывая снимки на маленьком экране смартфона. Фотографии она ему, конечно, тут же переслала, и Николай Андреевич довольно ловко раздвигал пальцами изображение, чтобы укрупнить, но ему все равно было неудобно, потому что часть картинки при этом исчезала. Да и опасался он: случись что с телефоном – и все пропадет. Светка и Юра пытались ему что-то втолковать про какие-то облачные хранилища и прочие премудрости, но Губанов ничего не понял и попросил сделать по-старому, как привычно: отпечатать снимки на бумаге. Эти фотографии он потом бережно вставил в альбом, да только налюбоваться не успел. Через полтора месяца Юру убили. И смотреть на спокойное улыбающееся лицо сына стало невыносимо.

Николай Андреевич рассматривал фотографии сквозь накипающие слезы. Поздний вечер, Светочка ушла домой, думая, что дядюшка послушно лег спать. Можно не прятаться.

Он бережно закрыл альбом и тихонько застонал. Что же он натворил! Зачем? Почему он это сделал? Сегодня, с высоты своих восьмидесяти семи лет, Губанов не мог понять себя тридцатидвухлетнего. Точно помнил одно: он хотел как лучше. Он рассчитывал на определенную реакцию, которая принесет пользу общему делу, но с чего он взял, что все выйдет именно так, как он запланировал? Наверное, у него были какие-то соображения на этот счет, какие-то основания верить в успешность своего немыслимого плана. Но какие это были соображения и основания, он вспомнить уже не мог. Или их не было вовсе? Была только молодецкая удаль, внезапно созревшая идея и тупоумная уверенность в том, что все получится?

Губанов мысленно вернулся в тот июньский вечер шестьдесят шестого года. Вышел вечером прогуляться, подышать ароматом трав и цветов, который особенно остро ощущается в темноте. Увидел сидящего на крыльце Владилена, подошел, присел рядом. Удивился, что сосед курит. Он же вокалист, оперный певец, ему нужно беречь голос.

– Ты что это задымил? – спросил он. – Тебе разве можно?

– Теперь все равно, – глухо ответил Астахов. – Со мной все кончено.

– Что-то случилось?

– Болею я, Коля. У меня опухоль.

– Рак? – перепугался Губанов.

– Да нет, на связках. Жизни пока не угрожает. Хотя бывает, что перерождается в онкологию.

– Так может, операцию какую-то можно сделать?

– Можно, – кивнул Владилен. – Но опасно. Врачи говорят, голос может пропасть в любой момент. Мне уже сейчас трудно петь, держусь из последних сил. Никому пока не говорил, вот только тебе. Все думают, что я еще много лет буду выходить на сцену, строят какие-то планы, мечтают о будущих постановках… А я живой покойник. Нет больше меня. Конец.

Он с силой выдохнул дым, закашлялся.