Дебри

Картография в ту эпоху была не наукой, а скорее искусством вроде иконописи. Русские карты отличались от европейских своим прагматизмом: их чертили сугубо для дела. Основой карты чаще всего был путь – дорога или река. Графическая форма была вторичной. Расположение по сторонам света – произвольное, обычно «югом кверху». Если не хватало места на листе, то изображение легко могли «загнуть вбок». Условных знаков и какой-либо унификации не существовало. Масштаба не было. Координат ещё не использовали. Пропорций не соблюдали. Изображение покрывали многочисленными сопроводительными надписями самого разного содержания. Расстояния обозначали в днях пути – пешего, санного, конного или водного. Вообще, «география» в те времена состояла из «космографии» – описания мира в целом, и «хорографии» – описаний отдельных территорий.

КАРТЫ СЕМЁНА РЕМЕЗОВА СЛУЖИЛИ НЕДОЛГО. АКТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ СИБИРИ УТОЧНИЛИ ГЕОГРАФИЮ ОТДАЛЁННЫХ ТЕРРИТОРИЙ, К ТОМУ ЖЕ ИЗМЕНИЛАСЬ САМА КОНЦЕПЦИЯ КАРТОГРАФИИ – ИЗ «ОПРОСНОЙ» ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ В «ИЗМЕРИТЕЛЬНУЮ» И «ИНСТРУМЕНТАЛЬНУЮ». НО СТАРИННУЮ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНУЮ СИЛУ РЕМЕЗОВСКИХ КАРТ ОТМЕНИТЬ НЕВОЗМОЖНО, И ПОЭТОМУ ОНИ СТАЛИ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ БРЕНДОМ СИБИРИ

Карты тогда делали на основе наблюдений, а не измерений. Источником информации были словесные описания, зачастую – полученные из третьих рук. Однако расспросы свидетелей Ремезов проводил весьма масштабно: скажем, для «Чертежа межевой башкирской земли с слободами» он опросил 720 человек. Главной удачей для Семёна Ульяновича была возможность побеседовать с очевидцем. Например, в 1700 году в Тобольске проездом появился землепроходец Владимир Атласов – исследователь Камчатки. Ремезов терзал его несколько дней, выясняя географию полуострова, а потом уговорил воеводу Черкасского вскрыть запечатанный сундук с документами Атласова, чтобы переписать «сказки» казака и перерисовать его карты.

Памятник Семёну Ремезову в Тобольске

В 1696 году боярским «приговором» воеводе Нарышкину было указано изготовить общий большой чертёж Тобольского разряда и малые чертежи уездов. Эту работу воевода поручил Ремезову. Вместе с помощниками Ремезов выехал на сбор материалов. Нарышкин обязал уездных воевод и приказчиков помогать Ремезову: предоставлять постоялые дворы, чернила и свечи; отправить к Ремезову знатоков, которые описали бы дальние края.

КАРТЫ РЕМЕЗОВА БЫСТРО УСТАРЕЛИ. ПОЧТИ ВСЕ ЕГО ПОСТРОЙКИ БЫЛИ СНЕСЕНЫ. УЧЁНЫЕ НАПИСАЛИ КУДА БОЛЕЕ ТОЧНЫЕ ТРУДЫ ПО ИСТОРИИ И ЭТНОГРАФИИ СИБИРИ. И РЕМЕЗОВ НЕ ОСТАВИЛ УЧЕНИКОВ, КОТОРЫЕ ПРОДОЛЖАЛИ БЫ ЕГО ДЕЛО И РАЗВИВАЛИ ЕГО ИДЕИ. И ВСЁ ЖЕ ФИГУРА СЕМЁНА РЕМЕЗОВА ПО-ПРЕЖНЕМУ САМАЯ ВАЖНАЯ В КУЛЬТУРЕ СИБИРИ XVII И XVIII ВЕКОВ. ДА И НЫНЕ РЕМЕЗОВ ОСТАЁТСЯ АКТУАЛЬНЫМ. ПОЧЕМУ? ПОТОМУ ЧТО ГЛАВНОЕ ЕГО ЗНАЧЕНИЕ НЕ В КАРТАХ, НЕ В ЗОДЧЕСТВЕ И НЕ В ЛЕТОПИСЯХ. ЕГО УРОК – НРАВСТВЕННЫЙ: ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ ОЗНАЧАЕТ ЗНАНИЕ РОДИНЫ И СОЗИДАТЕЛЬНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Своё первое важное задание Ремезов исполнил за год. Он составил целый комплект подробных чертежей Тобольского разряда, переплёл их и назвал этот атлас «Хорографической книгой». В неё по своему почину он включил «Чертёж каменной степи» и «Чертёж Казачьи орды» – карты южной степной Сибири, Казахстана, «Бухареи» и вообще Средней Азии. Всего у Ремезова набралось больше сотни листов. «Книгу» увезли в Москву.

Бояре высоко оценили труд Ремезова: воеводу Нарышкина наградили грамотой с похвалой «в полности мастерства», а Ремезову увеличили оклад, разрешили официально называться «зографом» («изографом») и поверстали в службу старшего сына Леонтия – помогать отцу в картографических делах.

В 1698 году Ремезов ездил в Москву в Сибирский приказ. Его целью были дела строительные, но дьяк Виниус, глава приказа, заодно поручил «зографу» разобрать пыльный ворох карт из архива и на лощёном полотне «шти аршин длины и четырёх поперешнику» составить сводный «Чертёж всех сибирских градов и земель». Ремезов сделал. Этот огромный холст Виниус преподнёс самому государю, и Пётр был впечатлён. Вскоре Ремезову огласили царское задание: изготовить новый атлас Сибири.