Дед

Ладонь жалобно хрустнула, попав в капкан здоровенной деревенской пятерни. Игорь вскрикнул, побледнел и забился, как пойманная на крючок рыбка, силясь выбраться из захвата.

– Серый! – одернули Серегу одновременно Виктор Сергеевич и Степан.

– Что Серый? Серый ничего, – ухмыльнулся тот, разжимая хватку.

Телевизионщикам тоже предложили водки, и они с радостью выпили. Когда спало напряжение, стали обсуждать детали совместного путешествия. Развернули карты.

– Завтра выдвигаемся на юго-восток. Вот здесь, – Ганин ткнул в карту пальцем, – делаем остановку и начинаем копать.

– Почему именно здесь? – спросили его. – Будет ли картинка?

– Картинка будет такая, что в Каннах дадут первый приз, – ответил он, а сам обозлился. «Картинка, – подумал он. – Подавай картинку им». Он хотел еще добавить – для картинки, – что вокруг них квадратные километры земли, где солдатские тела утрамбованы слоями. Фрицы шли в атаку и упирались в сопротивление – так получался немецкий слой. Потом в ответ поднималась русская сторона и тоже ложилась в землю. Кое-где слоев было четыре, пять, а то и больше, и копатели нередко изумлялись, когда взбесившийся металлоискатель продолжал указывать на какое-нибудь место, даже когда, казалось, из него уже подняли все, что есть. И тогда люди вновь брались за лопаты, углублялись еще дальше – и вскоре поднимали на свет очередное сплетение ржавого железа, полуистлевшей формы и костей.

Сведения о боях добывали из военных мемуаров, исторических справочников и архивов. Каждая группа имела при себе карту или навигатор, где были обозначены зоны X – места наиболее кровопролитных сражений. Но матерые копатели старались держаться в стороне от общеизвестных мест, оставляя их школьным отрядам поисковиков и любителям. Вместо этого они скрупулезно год за годом расширяли зону поиска и детализировали ее. Некоторым сопутствовала удача – и тогда дальнейшее зависело от них самих. Иные оставляли после себя вспухшую, вывороченную внутренностями наружу опозоренную землю. Другие сооружали кресты в память о погибших. Третьи сообщали о находках в город. Четвертые блевали от ужаса и сходили с ума.

Уговорились, что, если ничего не найдут в первом месте, двинутся дальше. Серега за спинами телевизионщиков заговорщицки подмигивал остальным: ничего не найти, согласно их плану, было попросту невозможно. Виктор Сергеевич цыкал на Серегу и шипел: «Угомонись, черт!» Но черт ни в какую, напротив – как тот звездолет, все больше хотел к звездам. Черт сходил еще за водкой, щедро плеснул себе, брату, съемочной группе. Ганин отказался. Черт выпил и захмелел на жаре окончательно. Принялся травить феерические байки про мертвецов: «И короче, тут скелет реально шевельнулся и говорит мне: „Серый! Серый! Иди ко мне“»… Потеряв ход мысли, ни одну из них не рассказал до конца, настрелял у пьяненьких телевизионщиков сигарет, закурил одну, другую сломал, по одной засунул за каждое ухо и, наконец, обвис на кудрявом Игоре, принявшись брататься.

Ганин смотрел на бесчинства краснорожего варвара Сереги Солодовникова и сам медленно, но верно трезвел. Когда стих пьяный водочный шум в его собственной голове, Серега и Игорь, обнявшись, уже затянули песню: «Облака-а-а, белогривые лошадки». Серега трепал Игоря по кучерявой голове. Следующим шагом, знал Ганин, будет то, что Серега залепит ничего не подозревающему Игорю кулаком в глаз. Такова была посконная деревенская традиция: драка всегда являлась частью веселья. Брызги крови пробуждали в молодцах отчаянную радость и чувство жизни.

От размышлений и созерцания Ганина отвлек голос.

– Я смотрю, ваш репертуар не меняется.

Брезгливые эти интонации он успел уже почти что полюбить.

– Молодым и бравым парням нужно дать выход эмоциям, Галина. А вы все выступаете в своем монастырском стиле? Эти плохие, те хорошие, над нами рай и седобородый дядюшка-бог?

– А вы не верите в Бога, Андрей?

– Я верю в то, что пройдет пара минут – и Сережа Солодовников даст в ухо или в глаз вот этому кудрявому мужчине, с которым сейчас весело поет песни. Я верю в причинно-следственные связи, верю в логику и доказательства.

– А то, что каждую ночь вам являются мертвые, вы это тоже объясняете логикой?

Ганин вздрогнул.

– Кто вам это сказал?

– Вот он и сказал. Ваш Сережа. Сказал, что было их сто тридцать два. И что вы видите их и разговариваете с ними.