Дед

Поднялись другие головы: одна, другая, третья – коротко стриженые. И вот в одну Степан уже засаживал свинчаткой: «Ляг! Ляг, тебе говорят!» За свинчатку у Степана шел морской камень-голыш. Перед дракой надевал Степа пару строительных перчаток и вкладывал по камушку в каждую из них. Камушки округлые, гладкие. Сжимая и разжимая руку в перчатке, чтобы камушек улегся ровнее, Степа расплывался в улыбке: «То-то будет потеха!»

Резанул в темноте фонарь, выхватил пару лиц – искаженных, диких. Кто-то застонал, заорали: «Нога! Нога!» А Ганин был как тот дурачок в околдованном месте. Чудилось ему, что смотрит лес на их дела с укоризной, и будто бы голос какой нашептывает ему: «Эх, Андрюша-Андрюшенька, могилу ты себе роешь». И сыплют звезды с неба – ну точно как из сита. И хвостатая одна звезда вдруг взрывается на полнеба: дрожит земля, гнет деревья, и они – в эпицентре огня и света.

– Чего встал? – окрикнули в спину. – Шевелись давай!

А в глазах все слепит и слепит. Изливается с вышин небесный огонь. Золотою стала поляна, золотыми сделались деревья и люди. Стоит Андрюха Ганин, вытаращился на свои руки – и поверить не может: золотые они, словно краской облили.

Рядом люди – суетятся, орут. Чего орете, когда красота такая кругом? Не видите, что ли? А ну цыц! Дернул Андрюха кого-то рукой за воротник: «Смотри, дурак, в небо! Смотри, че делается-то!» А воротник возьми да оторвись, а под воротником шея – тощая, красная, с кадыком, а на шею голова насажена. Хлопает голова глазами – Фока!

Тут все золото враз и исчезло.

– Андрей? – присел Фока, дернул еще раз шеей и понял: нет, не убежит.

– Фока? – протер глаза Ганин. – Свиделись, значит.

… поднимается и опускается кулак. Летят во все стороны кровяные брызги. Воет Фока и катается по земле.

– За что ж ты, паскуда, наркотики мне подбросил?

– Это не я-а-а-а-а…

– Меня ж из-за тебя в тюрьму увели!

– А-а-а, отпусти!

– Схрон где? Куда добро спрятали?

– Не знаю. Не знаю я!

– Опять врешь!

– Андрей! – тронули за плечо. – Оставь его. Иди глянь.

– Оставлю щас.

Опускается кулак.

– А-а-а! – орет Фока.

Опускается еще и еще.

– Да оставь, тебе говорят! – наваливается сзади тело, отбрасывает Ганина в сторону.

– Че ты? – вскидывается вошедший в раж Ганин. – Сейчас сам выхватишь!

– Выхвачу, выхвачу, – это Виктор Сергеевич. Светит фонариком, почесывает усы. – Иди посмотри, что у нас.

Пока Ганин молотил Фоку, нашел Степа Солодовников брезентовый тюк. Развернули тюк, глянули внутрь и ахнули. В брезенте зеленый от древности мерцает рубиновыми каменьями меч. Рукоятка тускло светит желтым – золото! По рукоятке вьет кольца языкастый змей. Царский меч, княжеский – такой меч поставь в любой музей, будет он музею украшение и гордость. Ну, а если мимо музея, в частные руки, то, считай, все – отработался: зарабатывать на хлеб в этой жизни нужды больше не будет. И еще детям хватит на английские школы.

– Эко! – потянул Ганин меч за рукоятку и не смог вытянуть – тяжелый. – Сколько ж он весит?

– Да килограмм десять.

– Как же им бились?

– А им и не бились, – сказал Виктор Сергеевич. – Меч этот, судя по всему, был у князя вместо парадной формы. Сядет князь с таким мечом, на колени положит – всем трепет и устрашение.

– Это вы где такой отрыли, ребзя? – повернулся Ганин к растянувшимся на земле телам. – А?

Тела молчали – и ничего хорошего в молчании этом не было.

– Партизаны, мать-перемать, – ругнулся Серега. – Вон у них экскаватор стоит, так они им яму раскопали чуть не до земного ядра.

Ганин глянул, куда показал Серега, увидел кучу земли, веток – видимо, зацепили на раскопках несколько дерев, и увидел яму. В яме этой уместился бы небольшой дом. Стены ее поддерживали деревянные колья – от осыпания. На дно спускались с помощью приставной лестницы. Вокруг валялись лопаты, буры, инструмент – было видно, что работа идет широко.

– Умеете жить, – хрустнул суставами Ганин. – А еще есть чего?

Степа бухнул к его ногам новый куль.

– Вот, – сказал он. – Натурально мешок с деньгами.

Монеты из мешка были под стать мечу. Черные, странно тяжелые в руке, они уставились в Ганина побитой чеканкой. Профили бородатых царей, неведомые звери и птицы. «Ты наш новый хозяин?» – как будто спрашивали у державшего их человека. «Ну, допустим, я», – отвечал легкомысленный человек. «А по силам ли тебе будет нас унести?»

– Каково? – спросил, заглядывая через плечо, Степа.

– С ума сойти, – признался Ганин.

– Вот и мы тоже: челюстями брякнули оземь и глазам не поверили. Остальное-то у них так, по мелочовке – если не попрятали, да не успели сбыть. Но вот эти два мешка – истинно клад!

– Мы – экспедиция! – заворочалось на земле одно из тел.

– Цыц! – встрепенулся Серега, потыкал в тело обрубком «шмайсера». – Мало тебе перепало? Лежи, не гунди.

– За нападение на научную экспедицию вы ответите перед законом! – отмахнулся мужик и стал подниматься.

Был он сухощав и обрит налысо. Когда встал, оказалось, что он с Серегу ростом, и оттого – из-за длинноты своей, из-за сутулости и спускавшихся почти до самой земли рук – показался Ганину похожим на орангутанга. Выглядел мужик калачом тертым.