Дед

Сглупил то есть Старый. Оказался крепче задним умом, нежели передним. Хотя кто бы на его месте не сглупил? Хитрожопый Ферзь завладел, так сказать, стратегической инициативой, совершив первый ход. После которого мы с Дедом плелись в хвосте событий, в слабой надежде поспеть и обогнать.

Не повёл атаман великую свою армию всем скопом. Бригада Рыбака со смотрящим Наганом (обычное в этой среде дело – смотрящего приставлять) подставилась заместо обчества, а обчество уже давно обошло наши фланги.

Словом, кабы не Дед, не писать мне этих строк.

Сперва те, кто гнали нас по пятам, нарвались на растяжки.

Сзади дважды ухнуло. После, через время, ещё раз.

Потом Старый обернулся ко мне и зашипел не хуже гадюки:

– Ложись! Замри!

И сам улёгся, наставив пулемёт.

– Смотри за моей спиной.

Это я не дурак, это я и сам понял. Куда мне с автоматиком тягаться с целым ПКМ? То есть если вперёд смотрит такая машина, да ещё в руках Деда, мне там ловить нечего. Остаётся быть на подхвате, тем более что я с коробова отродясь не стрелял. Прикрою, значит, спину. Хотя это как получится.

Тэк-с, что здесь куда нажимать? Магазин чисто калашниковский – это хорошо, стало быть, соображу. Вот только отчего-то вставлен в приклад позади рукояти – придётся привыкать на ходу. Переводчик огня нормальный, как у людей, на АК то есть. Куда гильзу выкидывает – непонятно. Всё остальное прозрачнее стекла: мушка, целик, спуск.

Повоюем!

Только страшно очень.

Воевать начал Дед. Сразу и страшно. За спиной разговорился пулемёт, давший три короткие очереди. В лесу ответили криками: «Ой, мама, попал!» Понимаю. Когда вот так, неожиданно, да с ПК, на подвиги стоять перестаёт моментально.

Старый ещё пару раз бабахнул и говорит:

– Меняем позицию, ползком, не поднимай головы!

Трудно, наверное, ему было с такой обузой, как я. Успевай поворачиваться, да ещё каждый мой шаг на контроле, а вокруг стреляют.

Стрельба, кстати, приключилась такая, будто снова война. Крыли нас в два огня спереди и сзади. Я усмотрел в прицеле каких-то мужиков, что прятались за деревьями, и, не рассусоливая, влепил туда очередь.

Отдаёт коробов очень терпимо. Лёгкая поворотистая штуковина. Короче АК, а садит дай боже! Прям, готов был влюбиться. Тем более что гильзу он выбрасывает вперёд, под стволом, а не в бок. Перед глазом ничего не мельтешит, сами можете догадаться.

Не попал я тогда с непривычки.

Мужики в ответ учинили канонаду, но тоже мимо, потому как у Старого на автомате солидный такой глушитель, который и звук гасит, и вспышки не даёт. А потом мы вообще уползли, так что старались бригадные зазря.

Уползли, перебежали к пригорочку, затаились кто где, ждём.

Парням палить надоело, перезарядились и тоже пошли, тут-то мы их с фланга и угостили как надо! Старый двоих положил, а я… не знаю. Кажется, опять в молоко.

Развить успех не пришлось.

Пришлось тикать. Пятнадцать – двадцать стволов всё-таки против наших двух. Дед посмотрел на такое дело, скривился, как среда на пятницу, ещё одну растяжку организовал и приказывает ретираду (отступление то есть).

Так мы шарахались по лесу с четверть часа, которые мне помстились за полжизни.

Нас давят – мы огрызнёмся и снова бежать. Ну или ползти, по обстановке. Дед с пулемёта долбил просто как Бог! Строчки клал, чисто вышивальщица.

Шли мы понятно куда – домой. Там у Деда мины, да и засесть можно неплохо. Да вот беда, идти толком не получалось. Всё вензелями да переменным аллюром. Направление, правда, выдерживали.

И тут позади знатно дудухнуло, как из пушки.

Дед выматерился, да так заковыристо, что в другой раз попросил бы повторить для памяти.

– Что? – спрашиваю.

– МОНка, – отвечает, будто от такого объяснения все сразу прояснеет.

– Что МОНка?

– М-м-м… – застонал он. – Там же Варя! Не дай бог из убежища вылезла! Услышала пальбу и вылезла, выручать… мать… отчего так не везёт!

Варя!

У меня так всё и оборвалось!

Про неё-то я думать забыл! Некогда было! И на тебе, как обухом по затылку. Побежали бодрее, почти всю дорогу рысью.

Вру, конечно. То есть привираю. Совсем всю дорогу не вышло. Не дали. Залегать пришлось ещё раз с десяток и отбрёхиваться короткими очередями без всяких афоризмов.

Возле самого дома вдруг стрелять перестали, совсем.

Слышу, блажит знакомый голос. Рыбак! Гадом буду, он! Вооружился, значит, по новой и захотел поиграть. Жаль, не попался он мне на мушку, уж точно не сплоховал бы. Прям в репу та-а-ак бы и дал!

Но не срослось.

– Эй, Старый! Обожди воевать! – кричит он на весь лес, но самого не видно.

Только деревья кругом в молодой зелени, и растревоженное вороньё каркает. Эти на падаль соберутся со всего околотка, точно говорю.

– У нас тут кое-что припасено! Твоя внучка! Почти целая, только спину немного осколками порезало! Но это она сама, мы не виноваты! Хочешь, чтобы и дальше была целая, бросай свою дуру и выходи!

– С тобой, Рыбак, никаких разговоров, – кричит Старый в ответ обычным своим манером – в сторону. – Пусть Ферзь выйдет – с ним поговорю.

– С чего такое неуважение, Борода?!

– С того, что ты залётный, а с Ферзём мы соседи! Слышишь меня, Ферзь?!