Дед, бабайка и чумовой парик (СИ)

Оттуда послышались ровные гудки с хрипотцой. Отлично, кажется работает. Я еще дополнительно огляделась, как рыночный воришка, и с замиранием набрала свой домашний номер. Надеюсь, здесь телефонные разговоры не прослушиваются. Впрочем, я все равно собираюсь соврать…

Сперва аппарат гудел вполне нормально, как полагается, но потом шум начал как-то подозрительно нехорошо искажаться, так что трубку от уха, морщась, пришлось отстранить. Оттуда слышалось металлическое звяканье, какие-то непонятные хрипы и чуть ли не стоны – и вся эта восхитительная какофония сквозь премерзкие помехи.

Так, все ясно. Я хлопнула трубку обратно. Не дура, не нарываюсь.

А то еще начнет мне какая-нибудь здешняя Самара про «се-е-емь дне-ей» шептать. Уголек начал противно хихикать, обидно между прочим, что мой блестящий план провалился к чертям. Серым.

– Пожалей меня, – я вздохнула, распрямляясь. – Тут печенья есть?

Сомневаясь, я направилась все-таки в кухню. Не может же не быть здесь никакой еды. Но на самом пороге комнаты я замерла. Точнее, замереть меня заставил телефонный звонок.

Такой трезвонистый и настойчивый.

Черт.

– Не поднимай… – умоляюще шепнул уголек, увидев с ужасом, как я направлюсь обратно к телефону.

– Да что ж я тебе, совсем самоубийца что ли?

Еще некоторое время пришлось подождать, пока трель затихнет, но она как-то не очень собиралась. Минута, две или три. Мы с Роней то и дело переглядывались, а потом догадалась выдернуть шнур из розетки.

Догадалась.

Черта с два.

Телефону это как-то ну совсем не помешало, и он продолжил самозабвенно заливаться на всю квартиру, нарушая мертвую тишину.

– Ну вот, доигралась, – всхлипнул Иероним.

Спокойно. Может его еще просто заглючило. Я, дитя века новейших технологий, плохо была знакома с такого рода аппаратами. Видела только в детстве. Поэтому не очень знала, может ли его вообще заглючить.

Я сняла трубку с твердым намерением тут же положить ее обратно и ничего не слушать. Только бы прекратить звонок. Но трубка как-то сама собой оказалась у уха.

А потом выпала на пол из дрожащих пальцев.

Как-то глупо вышло.

Сколько я ни пыталась проморгаться – бесполезно.

Перед глазами стояла лес проглаженная тьма, и сколько бы я их не терла, лучше не становилось. Сразу же охватила мутная тревога. Слепнуть от телефонных звонков – примета плохая.

– Э-эй… – осторожно позвала я и как будто осела на пол.

Ни черта. Голоса моего не слышно.

Вот уж не думала что так жестоко попаду, ведь сначала-то все выглядело вполне себе безобидно. Уж лучше бы током тряхнуло… Так, ладно, просто постою тут, может, само пройдет. Только проблема в том, что с парочкой других чувств исчезло и чувство времени.

Я, жалобно вздыхая про себя, ощупала голову. Чувствую. Это приободряет. И, кажется даже, снова слышу. Уй черт. Будто кто стонет слабо прямо над ухом.

Тьма давит прямо на душу. Противно и страшно. Нет, не то что бы страшно – противно как-то…

Глаза, кстати, привыкают понемногу. Только все равно кроме серой стены каменной ничего не видно. Я осторожно ощупала ее, пока пальцы не наткнулись на что-то склизское, тогда я их одернула и принялась старательно вытирать об джинсы.

На ухо снова послышался исполненный страданий тихий стон. На этот раз игнорировать его показалось делом полностью невозможным, поэтому пришлось обернуться.

…и плевать, что стена была склизская, грязная и какая-нибудь там еще, я немедленно прижалась к ней спиной и часто-часто задышала.

Прямо за моей спиной, ныне перед лицом, плавала странная серая масса из которой поминутно то одна гримаса ужаса выделялась, то другая, еще более ужасная. Они стонали и кричали по неестественно тихо, будто откуда-то издалека, но от этого еще ужаснее становилось.

Мамочки, ну что за чертовщина здесь творится, и, главное, причем обычный телефонный звонок?

– Отсюда нельзя звонить, – до моей щеки дотронулись чьи-то ледяные пальцы и тут же сжали подбородок, отняв возможность отстраниться. А так – кровь из носу – хотелось. – Телефон – чтобы нам можно было питаться: подслушивать ваши там разговоры… – кто-то нежно принялся объяснять мне на ухо, игнорируя отчаянные, хоть и беспорядочные попытки вырваться.

Новое соседство мне не нравилось, а сказать об этом, похоже не было возможности. Но и необходимости, кажется, не было тоже. Мои спутанно-истеричные мысли и так могли отлично читать.

– Ты не бойся, – лаского нашептывали мне, задирая голову так, что едва дышать можно было, – присоединишься к ним, как только будешь готова. Можешь жить здесь хоть десять лет, хоть сотню…

Я короткими ногтями цеплялась изо всех сил за стенку, но царапала больше не ее, а пальцы свои. Вот и хорошо, это помогает в сознании оставаться.

Я лажаю.

Нервы сдают…

Когда не страшно, а…

Никак.

Что оно там сказало, мне здесь лет десять или сотню?..

– Или тысячу, – благосклонно подхватила тьма.

Холодно.

– Иди, погрею, – мгновенно предложила она, уже начиная окутывать. Насквозь как-то.