Дед Мавр

С русской классической литературой получалось еще лучше, и помощником был мой отец. В нашей с ним комнате, над письменным столом, висела широкая самодельная деревянная полка, втугую набитая увесистыми, чуть ли не тысячестраничными, изданными еще до революции томами Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Фета, Толстого, Тургенева, Чехова. Отец ни дня не мог прожить без чтения. В будни, после работы, хоть на полчасика — за книгу, по воскресеньям и вовсе не оторвать. Может быть, он погружался в них, чтобы уйти, отрешиться от житейских, служебных да и семейных неурядиц? Трудно поверить, но в семье отец чувствовал себя очень одиноким. Мягкий, слабохарактерный, он во всем уступал волевой, энергичной, не терпящей возражений матери, а потому и предпочитал жить в своем собственном, изолированном от посторонних внутреннем мире, где самыми верными и дорогими друзьями были книги. Отсюда и наша с ним «мужская» половина: закрыл дверь, повернул ключ в замке и — «ради бога, оставьте меня в покое»…

Особенно любил да и знал отец поэзию. Читал наизусть и стихи, и баллады, и даже целые поэмы любимых поэтов.

Лежим в воскресное утро каждый на своей кровати, помалкиваем. Отец затягивается дымком первой папиросы и вдруг:

— Хочешь послушать Пушкина?

— Хочу.

Потушив окурок в пепельнице, он глуховато, негромко начинает:

В ауле, на своих порогах.

Черкесы праздные сидят.

Сыны Кавказа говорят

О бранных, гибельных тревогах,

О красоте своих коней,

О наслажденьях дикой неги;

Воспоминают прежних дней

Неотразимые набеги…

Часть первую «Кавказского пленника», без пропусков, без заминок, наизусть… И всю вторую часть… И черкесскую песню.., И весь эпилог, до последних строф:

Но не спасла вас наша кровь,

Ни очарованные брони,

Ни горы, ни лихие кони,

Ни дикой вольности любовь!..

Весь день после мы оба чувствовали какую-то особенную, праздничную приподнятость. И как я жалею, что не мог, не умел тогда словами, а не одними только поцелуями выразить отцу благодарность за каждый из таких наших с ним праздников…

Белорусская литература, белорусский язык. А с ними как? В четырехлетке не преподавали, в «Червяковке» — не обойтись.

Но мама уже работала артисткой первого Белорусского драматического театра, БДТ-1, открытие которого состоялось 14 сентября 1921 года. А до этого играла в любительской труппе тоже нашего, железнодорожного театра «Красный факел». Очень громко, внушительно звучало: железнодорожный театр! На самом же деле это был довольно ветхий дощатый барак, неимоверно душный летом и насквозь продуваемый зимними ветрами, из-за дряхлости своей давно обреченный на снос.

Однако недаром железнодорожники узла славились своим трудолюбием и умением находить выход из любых безвыходных положений. Есть артисты-любители? Есть: телеграфист Владимир Крылович, конторщик Николай Ковязин, домашние хозяйки Екатерина Миронова, Татьяна Шашалевич. Бросить клич по узлу, и еще найдутся. А коль так, то и театр должен быть!

И театр появился. Опять же благодаря субботникам. Перебрали, отремонтировали стены, двери, крышу, потолок и пол в бараке. По углам в зрительном зале сложили круглые кирпичные печи, обтянули снаружи кровельной жестью. От стены до стены сколотили скамейки без спинок. Соорудили сцену. Даже занавес удалось сделать из раздобытого с помощью профсоюза старого брезента. Доморощенные художники писали декорации на ветхих простынях, отслуживших положенный срок дома. Реквизит — кто что мог, то и приносил. А с костюмами для спектаклей совсем просто: хочешь играть, сам для себя и шей из чего угодно…

Конечно, главные заботы ложились на плечи артистов: без гримеров, без костюмеров, без рабочих сцены — все делали сами. Сами после спектаклей и полы подметали в зрительном зале. Сами пилили на дрова старые шпалы, чтобы в зимнюю пору жаром круглых печей хоть немножечко обогреть всегда многочисленных, всегда благодарных зрителей.

Зато как играли, с каким искренним вдохновением исполняли свои роли! В «Красном факеле» с неизменным успехом шли русские пьесы: «Волки и овцы», «Бесприданница», «Гроза». И белорусские: «Паўлінка», «Прымакі», «Раскіданае гняздо».

Шли и едкие, сатирические полускетчи-полуводевили на свои, железнодорожные темы, в которых за разного рода упущения и неполадки доставалось и большим, и малым начальникам многочисленных служб узла. Сочиняли их сами артисты, чаще всего Николай Ковязин, а темы и критические факты подсказывали будущие зрители театральных представлений.

Репетировали по вечерам у нас дома, благо, в квартире было четыре комнаты: в будние дни на дверях «Красного факела» висел амбарный замок. И с каким же огромным любопытством, притаившись в неосвещенной маминой спальне, я слушал, как в большой комнате очень знакомые дяди и тети, сидя вокруг обеденного столе под свисающей с потолка сорокалинейной керосиновой лампой, незнакомыми голосами то грустно, то весело, то радостно, то возмущенно произносили слова и фразы, а о чем, не всегда и поймешь…