Дед Пихто

—    Ты изобретателен, как настоящий режиссёр. Ладно, жужжи задним. Только надень на голову железную какую-нибудь кастрюлю, а грудь прикрой вон тем словарем. И так подкрадывайся к Наталье — и жужжи, жужжи...

—    Гениально! - хохочет Петя. — Вот ты-то мне и нужен! Поехали кино снимать!

—    Ты только не ори, — морщится Рубахин. — И потом

— у Наты новый номер. Она теперь пародирует Пугачёву. Один парик ей в семь тысяч встал, а ты — «поехали»...

—    Он теперь даже пива не пьёт, — внезапно раздается грубый голос из темного угла.

Петя вздрагивает. Там кто-то есть.

—    Это Прокудин. Ты не знаешь Прокудина? Он самородок.

Петя косится на остальные углы, готовый к явлению целого сонмища «самородков».

—    Я теперь на службу устраиваюсь, — сообщает Рубахин. — Вам на киностудию сторож не нужен? Мы бы с Прокудиным посменно...

—    Какой сторож! Мы на твой фильм запустились уже! Едем давай!

—    Опять он орёт.

—    Едем! — шипит Петя. — Машина ждёт.

—    Я вообще не слышу, когда громко. У меня очень узкий слуховой проход — крупные звуки застревают. А этот Прокудин мне толстым голосом всё время что-то вещает...

—    Пойдём попьём пива, — подземно гудит «самородок».

—    ...А я ничего не слышу. Мне надо, чтобы тонким голосом и не спеша. Может, у тебя, Петя, лучше получится?

—    Мудак ты, — отвечает Петя.

—    Вот, вот, примерно в этой тональности.

—    Ты что, всё забыл что ли? Ну помнишь, мы подава-

Другой герой

ли заявку на документальный фильм? О Коляскине? Ну тот, который Диоген, в хлеву живёт?

—    Диогена помню. Коляскина тоже. Но это же было «Эссе о колбасе» — диагностика тоталитарного сознания...

—    Коляскин — классный мужик, я с ним уже договорился. Деньги добыл. Звукаря из Иркутска выписал, — гонит коней Денежкин.

—    ...Колбаса варёная на месте мускулистого античного фаллоса, — застревает Рубахин.

—    Античность и колбасность, — гудит Прокудин.

—    Нет, главное — характер, — правит Петя. — Живой герой в живой его жизни. Там такие детали смачные! Зритель на уши встанет. Но этого мало — герою нужен антагонист.

—    Бочка! — внезапно включается Рубахин.

—    Нет, нужен — враг! Такой, чтобы не давал герою жить, дышать не давал. Враг, с которым не разминуться,

—    только убить.

—    А его нет, Петя. Это же Коляскин. Его принцип — аморфность. Его стратегия — уход от столкновения, от борьбы. Он не герой, Петя.

—    Колбаса, — гудит Прокудин.

—    Вот именно.

—    Тогда врага ему надо выдумать.

Тишина.

—    Ну, то есть — нащупать и извлечь, — поспешно поясняет Денежкин. — Катализировать конфликт. Всем же станет лучше, когда он разрешится, конфликт. — Молчание. — Ну хорошо, пусть он уйдёт от столкновения, но пусть он это покажет! У меня есть один тип на примете — вылитый враг. Едем. Вставай.

—    Нет, я так быстро не могу. Да куда — на ночь глядя,

—    отбивается Рубахин.

—    Пойдём за пивом на в о к з а л, — гудит Прокудин.

—    Хорошо, я тебя оформлю сторожем. Продукты наши будешь сторожить, сгущёнку. Едешь?

—    Он ещё кочевряжится, — раздается из темноты Натальин голос. — Он ещё отбрыкивается. Я тебе велела картошку купить, — она медленно приближается к Руба-хину. — Где картошка?

—    Ну ладно, я пойду, — Петя встает и идёт к дверям.

— Внизу подожду. Пять минут. До свидания, Наташа.

—    Где картошка, барбосина? — во рту Натальи светит, накаляясь, вставной зуб.

Петя аккуратно прикрывает за собой дверь, и спускается, стараясь не касаться перил, по лестнице. Выходит во двор. Сверху летят клочья бедного Рубахина.

Петя подходит к белому микроавтобусу, бодро дергает дверцу, садится. Ему навстречу голос изнутри:

—    Ну что там?

—    Сейчас выйдет. Я думаю — выйдет.

Из дверей подъезда выходит пожилой мужчина в свитере. Сутулясь, идет к микроавтобусу, останавливается у окошка водителя.

—    До вокзала не подбросите?

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ФЛЕЙТЫ рассказ

Весна. Квадраты солнца на полу, груда игрушек, и среди них — серенькая пластмассовая дудочка с белым мундштуком, ценой, кажется, в 20 копеек. Поднять? Рассмотреть?