Дед Пыхто

Звери мгновенно утихли, ощетинились, оскалили клыки, поджались, напряглись, готовые жевать, терзать, глотать эту странную еду под названием «мысль».

— Кстати, Александр, что такое «мысль»?

— Соображение. Оно невидимое и находится в моей голове.

Главный слон кивнул:

— Понятно, — и приказал. — Слушай невидимое соображение. Мальчик Сашка Деревяшкин скрестил на груди руки, затем обхватил одной лоб и погрузился в глубокое раздумье. Пробормотал что-то себе под нос — только девочка Алена и разобрала:

— Легко сказать, придумать трудно.

И вдруг Сашка вскинул руки, потряс ими и, насупившись, принялся чесать в затылке.

— Что он делает? — спросил Главный слон у медвежонка.

— Мысль добывает. Я знаю, в «ЖЗМ» так написано. Замечательный медведь всю жизнь любил повторять; два великих огня возникают от трения — огонь, чтобы согревать тело, и огонь, чтобы согревать голову. Вот мальчишка этот огонь и до бывает. Простое дело — затылок потереть, а сейчас скажет, так скажет.

УГОЩЕНИЕ

Сашка Деревяшкин оставил, наконец, в покое затылок — сразу вздыбились соломенными языками накрученные, наверченные волосы. Сашка оперся о балконную решетку.

— Ребята! Разбегайтесь все по домам и тащите, кто что может. Хлеб, колбасу, сыр, молоко, сахар — пусть хоть червячка заморят. А я пока буду думать. Алена вон мне поможет.

— Сашка! — возмутилась Аленка- Я тоже принесу какую-нибудь еду. У меня суп дома, каша. Я обязательно хочу принести.

— А кто думать будет? Ты что, забыла, да? Одна голова — хорошо, две — лучше. Моя и так еле держится. Уж и не знаю, что придумывать.

— Ну, ладно, ладно, — согласилась Алена. — Я тогда тоже буду думать.

Она подумала секунду, другую.

— Очень трудно. Ничего не придумывается.

— А ты смотри в одну точку и пальцем по затылку круги черти. Время есть, что-нибудь само придет.

Они замерли и начали искать точку, в которую бы уставиться.

А тут раздался веселый крик Вовы Митрина: — Мы уж заморяем! Скоро заморим червячка! — Вова сбегал домой и принес большую банку черничного варенья и большой мешок с печеньем и сухарями. — Смотрите! Смотрите все! Мы скоро его уморим! — Вова горстями доставал печенье и сухари и всыпал в открытую пасть бегемота — на каждый зуб умещалось по Вовиной горсти. Бегемот Онже захлопывал пасть — раздавался вкусный, рассыпчатый хруст. Бегемот щурился от удовольствия и говорил с полным ртом:

— Авай, Вова! Аеньем залей! Стоб не першило!

Вова, краснея от натуги, поднимал банку и наклеивал на розовый бегемотий язык черно-красный язык варенья.

— Ум-ч-м-х! — восторженно сопел бегемот. — Даже ушам — сладко.

Главный слон удивился:

— Но где же червячок?! Я его не вижу! Неужели за путешествие у меня разболелись глаза? Раньше я мог разглядеть любую козявку, любого червячка! Может, его уже уморили? Уморенного, конечно, трудно заметить. Скажи, Мишук?

Медвежонок, облизываясь, не отрывая глаз от варенья, исчезающего в пасти бегемота, небрежно объяснил:

— И не увидите. Слова, одни слова. Когда в живою пусто, вот и кажется, что червячок там копошится, щекочет. Красенький, противный — аж выть охота, палку грызть. Хоть камни глотай — лишь бы пустоты этой щекотной не было, червяка этого лишь бы задавить. Ну, и пошли разговорчики: червячка заморить. Не досыта поесть, а слегка, чтоб терпеть можно было.

— Ах, вон как! — уныло воскликнул Главный слон. — Если так, то у меня в животе червячище, похожий на взрослого крокодила. Как его уморишь?

— Вот уж не знаю. — Медвежонок сглотнул слюнки, а бегемот счавкал остатки варенья и сыто проурчал:

— Вова, голубчик, румяный мальчик мой. В Африке не принято говорить «спасибо». Вместо этого говорят: почеши мне за ухом. Почеши, а? Я малость подремлю.

Возвратились мальчики и девочки. Кто чем разжился, тот чем и угощал. Девочка Настя кормила тигра по имени Кеша зелено поджаристыми голубцами. Муля-выбражуля, оттопырив мизинцы, чинно подобрав губки, повязала крокодилу салфетку и маленькой серебряной ложечкой наполняла его пасть гречневой кашей, недоеденной ее младшим братом Петюлем. Его тоже прозвали выбражулем, потому что он не спал по ночам, кричал на весь дом и голой пяткой выбивал из рук мамы тарелки с гречневой кашей.

Один мальчик, который жил у бабушки и все лето не вылезал из бабушкиного огорода, принес огромную охапку гороха и бобов вместе с листьями и стеблями. Он привязывал пучки к длинному шесту и подавал жирафам. Они аккуратно и тихо хрумкали стручками и вежливо склоняли головы, благодаря. Жираф несколько раз останавливал мальчика:

— Сначала даме, молодой человек, затем — малышам. И учтите: ни один жираф в мире не нарушил этого порядка. Иначе бы я не смог так высоко носить голову.

Жирафлята, окрещенные при рождении крошкой Сиб и крошкой Ирь, были очень любопытны и вскоре перестали жевать, потихоньку расспрашивая мальчика:

— Мальчик, что это у вас в зубах?!

— Свисток.

— Скажите, и вы можете свистнуть?

— Всегда пожалуйста, — мальчик дребезжаще, басовито свистнул, нет, скорее продудел.

— Ах, какой прекрасный свисток! — вздохнули жирафлята, — у нас никогда не будет такого.

— Почему? — удивился мальчик.