Дед Пыхто

— Полно вам. Пельмени как пельмени. А вы хвалите так, что мне даже неловко, — женщина тем не менее улыбнулась довольно. — Ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Вот я вам еще с пылу, с жару.

— Ах, мадам. Старая поговорка гласит: хлеб, испеченный женщиной, скажет о ее сердце все. У вас доброе сердце, мадам. Хоть вы и не печете хлеба. — И старый павиан, обжигая беззубые десны, с наслаждением глотал сочные, духовитые, аппетитно набухшие пельмени.

Затем они долго беседовали о жизни.

Вернулись с работы папы и мамы, и дикий, нечеловеческий вопль взвился над городом, покружил, покружил и пронесся по окрестностям. Вздрогнул даже Пыхт Пыхтович, всю жизнь пролежавший на печке равнодушно и молчаливо. А дед Пыхто вышел на крыльцо и понюхал воздух. Воздух пах душераздирающим воплем.

— Допрыгались, голуби, — пробормотал дед Пыхто. — Все, созрели. Ждать теперь недолго. — Он вернулся в избу, весело напевая популярный в дни его молодости романс: «Ой, да бирюзовы, да золоты колечки…»

Девочка Настя в это время торжествующе спрашивала:

— Ну, теперь накажете, накажете?! Меня просто необходимо наказать. В доме полный разгром. Папа! Федор Иваныч! Теперь справедливо меня наказать?

— Нет, дочка. Во всем городе сейчас разгром. Виновата не ты, виноваты обстоятельства. А зверь пусть уходит. Тигр есть тигр. Нет, ну надо же вытворить такое!

— Иннокентий Степаныч! Голубчик! Простите! Вы видите, меня даже не наказали. Неужели у моих родители нет сердца? Ведь наказывают только в сердцах! Иннокентий Степаныч, не обижайтесь! О, как я несчастна!

— Ну уж, ну уж, Настя, — сказал тигр Кеша. — Не будь дурочкой. Все будет хорошо. Если, конечно, не будет плохо. Пока. — Кеша скрылся в ночной тьме.

Изо всех окон вырывались отчаянные крики родителей:

— Долой зверей! Пусть идут, куда хотят! Или уйдем мы. Куда глаза глядят!

Звери вновь ночевали в Березовой роще.

Утром Сашка Деревяшкин в окружении ребят рассуждал:

— На базар их больше не поведешь. Объявление повесили. Никаких, мол, зверей не пускать, какая-то африканская болезнь. У нее и названия-то нету. Но все боятся. В гости тоже не пригласишь. Сами понимаете. Позавчера не надо было все деньги проедать. Полмешка на черный день бы оставить. Вот он, черный день-то, на дворе. Проснулись уже, голодные, могут все березы в роще сглодать… Да, что я вспомнил-то! Кто-то тут про деньги заикался?

— Я заикалась, — ответила Алена. — Девяносто девять копеек копейками.

— У кого еще есть деньги? Поднимите руки!

Сто мальчиков и девочек подняли руки.

— Живем! — обрадовался Сашка. — Позавтракать им хватит.

— Но их почти нет! — закричали владельцы денег.

— Почему?

— Мама на молоко перед зарплатой брала. А вернуть забыла.

— А у меня — папа. На футбол сходить не хватало. Тоже еще не вернул.

— А у меня папа с мамой вместе. Гости пришли, а в доме мышь угостить нечем!

— Вот так номер! — Сашка потянулся к затылку. Почесал, покрутил пальцем — придумал.

— Тащите, сколько есть. Хоть пирожками накормим. Но, сами понимаете, это не выход. Сегодня накормим, а завтра? И, самое главное, где им жить? Нужны деньги. Много денег… Батя у меня строитель. Я его спрашивал, сколько копеек надо, чтобы построить дом. Он говорит: несколько миллионов. Гору мелочи высотой с пятиэтажный дом.

— А как мы их сосчитаем?!

— Да, как? — удивленно переспросил Сашка. — Понятия не имею!

— А если на палочках попробовать? — подсказала Алена. — Вон Вова Митрин на палочках хорошо считает. У всех первоклассников счетные палочки собрать и, кто копейку принесет, сразу палочку класть. А Вова уж их будет пересчитывать.

— Принято, заметано! Все несите палочки! — объявил Сашка. — Но считать-то пока нечего. Денег-то ни копейки. Надо экономить. В магазин идем, покупаем не двести граммов масла, а сто восемьдесят. И так далее. Само собой, отказываемся от кино, от мороженок, от ирисок. Отказываемся, конечно, на улице, но не дома. Дома надо клянчить, канючить: «Хочу-у мороженого», «хочу у в кино», — и быстренько тащить копейки в общую кучу.

— Попадет же, Сашка! Мало вчерашнего?

— Будто нам не попадало! Переживем. Ради такого дела не страшно.

— Пусть попадет. Может, хоть за это мне попадет! — горячо воскликнула девочка Настя.

Сказано — сделано. Мальчики и девочки отправились экономить и выгадывать. Вдруг все запросились в кино, вдруг все захотели мороженого, вдруг все изъявили готовность сбегать в булочную, гастроном. Даже те, кого раньше палкой туда не погонишь.

Вова Митрин вначале скучал, лениво прохаживался по пустырю, где решили складывать общую кучу денег. «Какой я главный бухгалтер? — думал с горечью Вова. — Никакой. Самый настоящий бездельник. Ребята там рискуют, деньги утаивают, а я хожу как фон-барон. Лучше бы в Березовую рощу пошел. Утешил бы как-нибудь, развеселил… Как там мой бегемоша? Он же гиппопоша? За ушами даже некому почесать…»

Но тут появились первые вкладчики. Зажав в кулачках потные, горячие пятаки и гривенники, они подбежали к Вове, крикнули:

— Считай и помни: копейка рубль бережет. Не имей сто рублей, а имей сто друзей! Да здравствуют наши милые звери!