Деде Коркут

Бейрек огляделся, увидел настороженные, недобрые взгляды, воздел руки и сказал:

– Клянусь, что никогда не восстану против Газана. Много я питался милостями Газана. Если не признаю этого, пусть они встанут перед оком моим. Много я ездил на коне Газана. Если не признаю этого, пусть седло будет мне гробом. Много я надевал кафтанов Газана. Если не признаю этого, пусть будут они мне саваном. Дом Газана я считал своим домом, его очаг – своим очагом. Когда он плакал, плакал и я, когда он смеялся, я смеялся с ним. Не отрекусь от Газана, так и знайте!

Аруз схватил Бейрека за бороду. Бейрек не шелохнулся, не двинулся с места. Аруз посмотрел на джигитов, сделал им знак. Джигиты обнажили мечи, но никто не поднял руки на Бейрека.

Бейрек молвил:

– Аруз, знал бы я, что ты сотворишь со мной такое, надел бы железную броню, препоясался булатным мечом, взял с собой яснооких джигитов. Знал бы я – разве так пришел бы к тебе? Обманом захватить мужа – дело женщины. От своей ли жены научился ты этому?

Аруз отвечал:

– Не мели попусту! Не проливай свою кровь, как воду. Поклянись, как тебе велят.

Бейрек молвил:

– Голову сложу за Газана. Сколько лет был я пленником – от друзей своих, от народа не отрекся. И теперь не отрекусь. Хоть на сто кусков меня разруби!

Аруз посмотрел на джигитов – видит, никто не трогается с места, сам обнажил свой черный меч, ударил Бейрека по правому плечу, облилось оно кровью. Голова Бейрека опустилась. Джигиты тихо разошлись. Каждый сел на своего коня. Бейрека тоже посадили на его коня, сзади него посадили человека, он поддерживал тело Бейрека, довез до его удела, положил на землю, укрыл буркой и ускакал.

Бейрек застонал, Банучичек прибежала на стон. Увидела залитого кровью Бейрека, обмерла. Бейрек тяжело дышал. Он спешил поведать о происшедшем.

– Любимая, – молвил он, – не медли. Скачи в дом Газана, скажи: Бейрек приказал тебе долго жить. Скажи, пусть не прощает мою кровь дяде своему – предателю Арузу. Скажи: пока Аруз со своими мерзавцами не явился сюда, не разграбил и не разрушил все, пусть Газан сам к нему нагрянет. Я ухожу, оставляю Газану тебя, сестер моих, старого отца моего и мать, пусть он это знает.

Так сказал Бейрек и закрыл глаза. Банучичек, рыдая, упала на труп.

…И Газан рыдал, утирая глаза рукавом. И джигиты плакали рядом с ним.

На вершине Высокой горы плакал Гараджа Чабан, осыпая себя камнями.

У родника, под ивой, плакала Гюнель. Турал хотел утешить ее, но не мог.

Газан удалился к себе и велел никого не пускать.

Турал подошел к Гылбашу.

– Гылбаш, отец семь дней не выходит, – молвил он. – Может, ты бы к нему вошел?

Гылбаш отвечал:

– Ты сын, ты и войди!

Они вошли к Газану вдвоем. Турал молвил:

– Отец, мы лишились славного джигита. Он сложил свою голову за нас. Завещал тебе не прощать его крови, отомстить за нее. Что выйдет из плача? Пойдем посчитаемся со злодеями, отомстим за кровь Бейрека!

Газан поднял голову:

– Да, кровь за кровь, сын мой! – отвечал он. – Теперь и ты говоришь это. Значит, быть посему. Гылбаш, скачи, пусть вьючат на коней запасы оружия. Пусть джигиты будут готовы.

И джигиты вооружились, снарядились, сели на коней. Подвели каурого коня – Газан сел в седло. Запели трубы, ударили барабаны. Не различая дня и ночи, шло войско. Газан наклонился к сыну.

– Сын мой Турал, – молвил он, – эта битва будет роковой. Или они нас, или мы их. Нужно, чтобы в этой битве ты проявил доблесть, был мне опорой, заменил Бейрека.

Турал оглянулся. Плачущая Гюнель вышла за пределы края Баят и смотрела вослед Туралу.

До Аруза и его людей дошла весть. И они вооружились, снарядились, сели на коней, выехали навстречу Газану. Началась битва. Зеленогрудые древние горы такой схватки не знали. Глубокие тесные ущелья такого побоища не ведали.

Стоявший на вершине холма Деде Коркут умолял джигитов прекратить братоубийственную бойню. Никто не слушал его. Алп Аруз погнал коня навстречу Газану, закричал:

– Эй, Газан, ты мой противник! Ступай сюда, я снесу тебе голову и брошу псам!

– Эй, Аруз, ты мой противник! – крикнул Газан. – Ступай сюда, я покажу тебе, как подлым коварством губить храбрых мужей!

Аруз ударил Газана мечом, но даже не ранил его – промахнулся. Дошла очередь до Газана. Острым копьем он пронзил грудь Аруза, сбросил его с коня на землю, обнажил меч, хотел отрубить ему голову, как вдруг взор его упал на Турала. Газан увидел полные ужаса глаза сына и в ту же минуту принял решение. Указав на Аруза, он произнес:

– Сын мой Турал, голову ему отрубишь ты!

Газан ускакал, врезался в гущу боя: будто в стаю черных гусей ворвался сокол.