– Хотела, папамну! [38] Не веришь? – повысила голос Ханна и повернулась к Шуре: – Я детей своих в строгости воспитывала, лишнего им не позволяла, не целовала, не обнимала, не сюсюкалась. И если я сейчас чужим детям что-нибудь хорошее сделаю, это все равно, что я своим детям хорошее делаю. А тогда мне до этого разве было? Тогда столько проблем было – не до сюсюканья. Я все, что могла, дала им. Любви особой тоже не было у меня. Родила и бросила: кого соседке, кого няньке. Эрке у меня самая младшая, меньше всех ее любила, зато теперь вон какая хорошая. Никогда матери слово поперек не скажет. Я ей машину не покупаю, она не злится, а благодарит только за то, что я хотела купить! Такая дочь должна быть! Рая или Зоя уже давно бы яд свой выпустили, а она у меня добрая. Да, доченька?
– Золотая у тебя доченька! – подтвердила Шура. – Таких дочерей еще поискать надо! Вот бы мне такую невестку, как твоя Эрке, больше ничего в жизни не надо! Я бы такую, как Эрке, с руками и ногами выхватила для Изика!
– Ну мы пойдем, завтра приезжайте ко мне, поедем девочку смотреть. И пусть оденется хорошо, солидно чтобы выглядел, костюм же есть, туфли.
– Все сделаем, как надо! Я на «Людмилу»[39] поеду, подарки девочке куплю. Сох боши![40] Век тебя не забуду, если поможешь сына женить!
Шура проводила гостей до калитки и еще долго стояла у ворот, всматриваясь в даль, как будто ожидая, когда осядет облако пыли, оставленное отъехавшим автомобилем.