Дедейме

– А вы знаете, что Довид участок купил для еврейского кладбища, сейчас огораживают? – спросил Гарик, муж младшей дочери Эрке.

– Слышали, конечно! – отец презрительно ухмыльнулся. – Купил кладбище, чтобы нас с матерью было где хоронить!

– Папа! – наигранно строго сказал Борис. – Ну что ты о кладбище говоришь! У тебя сегодня день рождения, или что?

Не дождавшись ответа отца, Борис ответил сам:

– День рождения! Так что же мы здесь чаевничаем, лягушек разводим? Где водка? Шекер!

Шекер прибежала к столу с сахарницей, но Борис попросил ее принести водку и рюмки. Когда водка была разлита по рюмкам, Борис громко позвал мать. Торопясь и чертыхаясь, она подошла к мужскому столу. Тогда Борис встал и начал торжественную речь:

– Папа, пока нет гостей и мы здесь все свои… В общем, тебе еще скажут очень много слов, и поэтому я, если позволишь, произнесу первый тост в твой день рождения о маме…

Мужчины дружно закивали, а Ханна, смеясь, покачала головой в знак неодобрения. Но ее и не думали слушать.

– Папа! Ты у нас главный в семье. Но есть кое-кто еще главнее. – Борис сделал паузу, и все замерли в немом любопытстве. – Этот человек – мама! Ты хоть и голова, но без шеи голова не может существовать. Так вот, шея нашей семьи – это мама! Нас еще в школе учили, что главное на свете – это мать, сразу после бога идет мать. – Борис многозначительно посмотрел на Ханну. – Если рай есть, дедейме, то он находится под твоими ногами. Ты для нас – все, для нас и для отца. Так, папа?

– Так, так, – закивал Натан.

– Да, да, – согласились остальные.

– Так вот, мама, я хочу выпить свою первую рюмку за тебя, за то, чтобы ты была всегда рядом с нашим папой и радовалась своим внукам, правнукам, праправнукам и прапраправнукам!

– Ура, товарищи! – крикнул Натан.

– Ура-а-а! – заголосили остальные, стали чокаться и обниматься.

– Позовите Мину, – крикнул отец и, велев жестом одному из сыновей принести стул, пригласил жену сесть рядом с ним.

Когда пришла Мина, Натан попросил ее рассказать любимое бабушкино стихотворение – «Мать» Расула Гамзатова. Мина встала возле дедушки и бабушки, откашлялась и торжественно начала:

По-русски «мама», по-грузински «нана»,
А по-аварски – ласково «баба».
Из тысяч слов земли и океана
У этого – особая судьба.

Став первым словом в год наш колыбельный,
Оно порой входило в дымный круг
И на устах солдата в час смертельный
Последним зовом становилось вдруг.

На это слово не ложатся тени,
И в тишине, наверно, потому
Слова другие, преклонив колени,
Желают исповедаться ему.

Родник, услугу оказав кувшину,
Лепечет это слово оттого,
Что вспоминает горную вершину –
Она прослыла матерью его.

И молния прорежет тучу снова,
И я услышу, за дождем следя,
Как, впитываясь в землю, это слово
Вызванивают капельки дождя.

Тайком вздохну, о чем-нибудь горюя,
И, скрыв слезу при ясном свете дня:
«Не беспокойся, – маме говорю я, –
Все хорошо, родная, у меня».

Тревожится за сына постоянно,
Святой любви великая раба.
По-русски «мама», по-грузински «нана»
И по-аварски – ласково «баба».

Девочка сделала театральную паузу, все захлопали, а Натан потребовал налить еще по рюмке водки каждому. Обняв Мину за плечо, он спросил:

– Ты кто по национальности?

– Русская, – ответила девочка.

Все засмеялись.

– Ты кем будешь, когда вырастешь?

– Президентом Ельциным!

Сидящие за столом стали смеяться, шептаться, а кто-то даже захлопал.

– Умная она очень, дочка моя младшая, не то что нынешние лоботрясы. Вырастет, в МГИМО устроим ее.

Мина, смеясь беззубым ртом, закивала и преданно, как собачка, посмотрела на папу-дедушку.

– Нос-нос-нос, – стал манить дедушка, это значило, что он будет касаться рюмкой ее носа перед тем, как выпить. – Ну все, все, иди к матери.

Мина послушно ушла на кухню. За мужским столом не осталось и следа от былой грусти. Все смеялись, шутили, хлопали друг друга по плечу. Тем временем вернулась Эрке с большой клеткой в руке – в ней сидел щенок немецкой овчарки. Она осторожно вынула его из клетки, поднесла к отцу и сказала, что этот щенок – сын Мухтара, внук Цыгана, и это подарок отцу на день рождения, и что теперь он может не бояться, если Цыгана вдруг не станет, у него есть еще один. Новый Цыган был единогласно признан таким же красивым, как и его дедушка.