Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Мне хочется вытащить на свет его экспедиционные дневники и письма к моей бабушке, в них он не только ученый, геолог, в них он — путешественник, любознательный и анализирующий, они написаны хорошим литературным языком, ведь дедушка учился в Киевском университете, Санкт-Петербургском политехническом институте, а затем окончил и Санкт-Петербургский университет. Бабушка говорила, что в Москве он учился еще и в консерватории по классу виолончели. На фортепиано он играл свободно. Они любили с бабушкой играть в четыре руки. Кругозор его был огромен, очерки, полевые дневники и письма напоминают мне геологические образцы, в которых каждый найдет материал для себя: затерявшиеся на топографических картах поселки, точные описания геологических разрезов, характерные бытовые зарисовки почти столетней давности, имена и фамилии ставших впоследствии известных людей, и, в конце концов, отражение исторических катаклизмов. Мне особенно близки путевые заметки, относящиеся к его экспедициям по Средней Азии, потому что частично дедушкиными маршрутами прошли мой отец, и мама, и я, побывали в Самарканде и Пенджикенте. Мои родители-геологи бывали там и на студенческих практиках, и по работе. А я, будучи далека от науки, сопровождала геологические партии в качестве поварихи. Красота тех мест, на мой взгляд, не может сравниться ни с чем, и эти дедушкины заметки воскрешают и мои воспоминания.

В. А. Зильберминц, студент

Игра в четыре руки для В. И. Вернадского, Узкое, 1932

Одни из первых записей относятся к лету 1910 г., когда он был командирован Санкт-Петербургским обществом естествоиспытателей в Ферганскую область для сбора радиоактивных минералов:

23 мая мы выехали из Санкт-Петербурга, 24-го были в Москве, 25-го в Харькове, 26-го в Ростове и 27-го приехали во Владикавказ. Часов в шесть вечера мы тронулись в почтовом экипаже по Военно-Грузинской дороге. Версты через три начинаются зеленые горы, Терек течет слева. Мало-помалу горы нас окружают и становятся выше, у станции Балта (15 в.) они принимают совсем серьезные размеры. Вдруг, среди туч, впереди в ущелье заколыхалась громадная снеговая шапка. Для меня это было слишком ново, и я едва не закричал от удивления, за Балтой нас окружили «Пестрые Горы». Они напоминают крымские, только гораздо больше. По-моему, они красивее Дарьяла. Проехали узкое Джероховское ущелье и остановились для ночлега на станции «Ларс». Станция лежит у входа в Дарьял. На горах уже мелькают снеговые пятна. Темно кругом. Буфетная комната полна турьих рогов и горного хрусталя. Тут же висит заманчивая такса проводникам на Барт-Корт, Девдоракский ледник и Казбек. Мы ведь теперь от него так близко!

Утром мы въезжаем в мрачный Дарьял. У замка Тамары самое узкое место. Горы одеваются в белое. Вдруг справа открывается Деводоракское ущелье, и в нем ярко белый, недоступный, старый великан Казбек. Кивнув нам несколько раз, он исчезает, чтобы показаться в полном блеске снова, немного дальше у станции «Казбек». Еще несколько поворотов, и Дарьял оказывается со всех сторон окружен снеговыми горами. Они провожают нас, они встречают; стоят справа и слева, сзади и спереди. Их много, много!

Добровольцем на фронте. Помощник начальника санитарного отряда, 1915

Но вот Дарьял выходит на простор. Два-три поворота, и мы у станции, Дарьял за нами, и Казбек, нет, весь Кавказ перед нами. Казбек кутается в тучи, а там еще мелькает старый монастырь Стефан-Цминда-Самеба. А впереди седой Сион и аулы, аулы кругом, движутся и грозят старыми башнями.

— Барын, пойдом смотрэть источник, нарзан — кыслый вода!

— Некогда, — следует ответ,

— Ах, барын, нэхорош ты чэловэк! Перепряжка, и дальше. Казбек, прощай! Новое впереди нас. Первая гряда великого Кавказа пройдена. Она протянулась исполинской цепью за нами и уходит вдаль, блистая верхушками. Становится холодно. Мы идем среди снегов. Кругом мелькают старые аулы с развалинами крепостей, когда-то здесь боролись за свою свободу дикие, независимые племена. Дорогой ценой доставалась каждая крепость. Все миновалось… Аулы стоят пустые, башни разбиты, народ разорен. И что же им дала русская «культура»? Эх, да что говорить! «Унутреннего» врага пугать мы еще умеем: по дороге нам то и дело встречаются батареи конной артиллерии. 0ни «демонстрируют», на что еще русские войска способны. И кого пугают? Ведь старый Кавказ надолго заснул и еще не скоро проснется.

Привал, 1910-е годы