Я любил и дедушку и бабушку, но верил скорее прочитанному в моих книгах: ведь и сами дед с бабкой то и дело говорили: «Учись как следует, в книгах все найдешь, всю правду». Наверное, бабушка что-то не так понимает, думал я, она же необразованная у нас, полуграмотная… Потом, уже после их смерти, мне стало казаться, что в разговорах со мной они могли выразить лишь немногое из того, что знали сами, а потому их слова нередко становились некими зашифрованными посланиями: им, несомненно, хотелось хоть что-то высказать внуку, тогда как выражать свои мнения и мысли в открытую было нельзя… Например, уже когда деда не стало, бабушка, сидя на кухне, иногда пускалась в воспоминания о советском времени, и тогда можно было от нее услышать такое:
— Ходил к нам тогда этот… уполномоченный…
— Когда это — «тогда», бабушка?
— Да в тридцатые, будь они не ладны…
— А что такое «уполномоченный»?
— Были такие… Про них еще, хе-хе, говорили: «упал намоченный, а встал сухой», — прибавляла бабушка один из любимых, пусть незатейливых каламбуров.
— Как это, ба?
— В общем, человек этот все ходит к нам и ходит, ходит и ходит. Не из милиции. А так, «в гости». Придет — и сидит, про то про се заговаривает. А мне-то как страшно… Не принять нельзя. Сядет он с твоим дедом Колей на лавке, а сам все подкатывается, все одно и то же талдычит: «Что ж это такое, Николай Федорович, творится-то, а? Кругом враги, ну просто кругом… И на самом верху… Кому ж верить? Ведь какое доверие этим было, врагам-то народа, а?» Дедушка твой и вообще-то не слишком разговорчив был, а тут и вовсе молчок… Я всякий раз поставлю на стол что бог послал, а сама скорей в соседнюю комнату, да на колени перед иконой: «Богородица, матушка, защити, заслони! Не приведи бог, Коленька хоть что-нибудь не то скажет. Христом Богом молю, родимая! Четверо у нас… Пропадем ведь». А сама прислушиваюсь: что там Коля на кухне говорит. Слышу: он лишь еле слышно, будто про себя, «да-да», «нет-нет», но больше того — ничего. Ни слова лишнего. Так что ж ты думаешь, злыдень этот к нам года три ходил, все измывался, подловить хотел… Да, это нам уже известно: у сотрудников «органов» был тогда, в тридцатые годы, «план по району», по раскрытию «вредителей», вот уполномоченный и обходил семьи потенциальных жертв. Тем более что ходить было, наверное, недалеко: милиция — тут же, на соседней улице, дедов сад граничил с ее двором, и оттуда я, уже сызмала, нередко слышал треск и рев запускаемых милицейских мотоциклов, вопли пьяниц, жуткую ругань.