Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Умер дедушка в июле 1957 года. Мама, помню, говорила, что его профилактически (летом всегда меньше больных) положили в находившуюся рядом с нами Четвертую градскую, «нашу», больницу, чтобы подлечить. Там санитарка как-то повела его помыться. Душ был в другом корпусе, погода стояла невероятно жаркая, вот она и включила одну холодную воду (а может, как это бывает летом, горячая вообще была отключена). Дед, как всегда покладистый и ко всему терпеливый, вымылся под душем, при открытых окнах, на сквозняке. Мама говорила, что он по своей скромности просто не способен был попросить санитарку отрегулировать воду: он ведь вообще считал, что надо все терпеть, был к этому приучен всей своей жизнью — другого не было дано. «Бог терпел — и нам велел» была его любимая поговорка. Сгорел он от воспаления легких буквально за два дня. Помню страшную, испепеляющую жару, жирную, будто удушающую листву, ощущение невероятной мощи и одновременно бессилия в природе.

Казалось бы, на этом можно поставить точку. Оказалось — нет. Поехал я в начале семидесятых в Нижний Гульрипш, в Абхазии, к югу от Сухуми. Пробыл там весь отпуск, вернулся.

— Ну, как тебе понравилось? — спросила мама.

— Ты знаешь, удивительно хорошо! — отвечал я. — С первого момента, когда еще по дороге туда, проезжали Сочи, было странное ощущение, что я это уже когда-то видел. Этот влажный, теплый воздух, будто плывешь в каком-то душистом супе с большим количеством лаврового листа. А кепки-«аэродромы» вдруг оказались удивительно родными и близкими… Даже свиньи с надетыми на шею деревянными треугольниками, чтоб не пролезли на огород сквозь забор… Даже эта деталь была знакомой. В общем, будто на родине побывал.

Так разглагольствовал я, не замечая, какое странное выражение появилось вдруг на мамином лице. Наконец я замолчал, и тут она мне сказала:

— Понимаешь, какое дело… Ну, в общем, мне бабушка рассказывала, то есть моя бабушка, а твоя прабабушка, что какой-то наш пращур когда-то ходил на персидскую войну и оттуда вернулся в Венев с… женой. Ее крестили, понятное дело, но вела она себя не как принято у русских: например, как только приходили в дом чужие мужчины, она отправлялась на заднюю половину и там оставалась, пока не уйдут. И вообще, говорят, будто ходила всю жизнь в платок замотанная, как в паранджу, что ли. А Белугиным тогда дали прозвище — Шаховы. Ну, знаешь, как в деревнях всем дают людям прозвище, помимо имени-фамилии. Только вот была ли она действительно персиянка или кто еще, я не знаю. И бабушка наша не знала.

Последняя фотография бабушки и дедушки, июнь 1957 года

Этот рассказ поразил меня не на шутку. Я и сейчас, вопреки реальности, лелею мечту, что, может, удастся когда-нибудь разыскать какие-то следы этого события. Ведь крестили же ее и венчали. А вдруг сохранились какие-нибудь сведения или свидетельства? Он, этот неведомый предок, поступивший в духе хипповского лозунга шестидесятых «Make Love Not War» («Любить, а не воевать»), навсегда завоевал и мое сердце своим поступком. Появилась призрачная надежда отыскать его в военных списках. Если это в самом деле персидская война, то какая? Войн России с Персией в XVIII и XIX веках было не то шесть, не то восемь. И этнические возможности для выбора невесты были велики. «Персиянка» могла быть и армянкой, и грузинкой, и татаркой, и таткой, и… Но тут я задался вопросом: а кто такой пращур? Нашел: пращур, оказывается, — очень точное понятие. Это не предок вообще, а отец прапрадеда. Значит, можно отсчитать количество поколений от моей прабабки Александры Ивановны и примерно представить себе временной зазор, когда этот самый пращур занялся своим Not War!.. Да, теперь-то мне понятно, почему мой «русский-разрусский» дед выглядит несколько иначе, чем принято воспринимать плакатных русских, «русских» вообще. Однажды я спросил у одного специалиста по кавказским этносам, какая кровь могла течь в жилах моего деда? Он посмотрел на фотографию, где бабушка с дедом сфотографировались в последний раз, в июне 1957 года, подумал-подумал и сказал:

— Не думаю, что персиянин. Может, скорее мингрел…

В общем, надо разбираться дальше. Есть сегодня возможность получить, например, собственную генетическую карту, она позволяет узнать, кем были твои предки… История ведь на самом деле не заканчивается никогда.

А. П. Алексеевский Родные двоюродные дедушки

Своих родных дедушек я не знал. Один — Олег Андреевич Грабилин, умер перед войной, другой — Федор Иванович Вотяков, умер, а может быть и погиб в Гражданскую войну, оставив моего отца-младенца сиротой.