Дедушка Илья

Я тут же смекнул, что это был дедушка Илья, тот брат дедушки, которого отдали в солдаты.

– - Вот узнала, бог дал! -- сказал он. -- Знамо, я ваш Илья. -- И он подступил к бабушке и потянулся к ней целоваться. Бабушка обвила его шею руками и поцеловалась с ним крест-накрест три раза.

– - А это кто же такое, чей он? -- взглянувши на меня, спросил старик.

– - Это Тихона, сына моего, сынок, -- вымолвила бабушка, и я видел, как у ней тряслись руки и ноги. Она до того была взволнована, что не знала, ни что делать, ни что говорить.

– - Да откуда это тебя бог принес-то? -- сказала бабушка с невыразимым удивлением и вдруг всхлипнула. Старик круто отвернулся и стал скидывать с себя лохмотья.

– - С того света, должно, -- глухим голосом сказал он. -- Небось меня и в живых-то не считали?

– - Как же считать, коли об тебе ни слуху ни духу? Ведь больше тридцати годов прошло, как тебя взяли-то от нас, сам посуди!

– - Да, времечка прошло немало! Я и сам уж не думал, что сюда попаду: думал косточки положить на чужой стороне, да вот пришлось и на родное пепелище попасть.

Голос старика стал тверже, но в нем звучала такая грусть, что и я тогда легко это подметил. Он замолчал и начал медленно потирать руки, видимо, чтобы отогреть их.

– - Да откуда ты только пришел-то?

– - Погоди, мать, расскажу, дай маленько очувствоваться да озноб прогнать; я хоть на своем двоем ехал-то, а порядком продрог. Я сегодня из города припер, верст пятнадцать, чай. Мороз, да к солнцу-то, а бобры-то на мне, вишь, какие!

И он стащил с себя кацавейку и положил ее на приступку; под кацавейкой на нем была овчинная прижимка и синяя рубаха.

– - Груди-то у меня тепло, только вот коленкам холодно, да ноги вот словно затекли, крепко я их оборами стянул.

– - Разуйся; на, я тебе свои валенки достану, а чуни-то на печи посушу.

– - Давай, это дело хорошее, ногу в тепло, славно.

Старик сел на коник и стал развертывать оборы. Бабушка послала меня на печку за валенками ему, а сама села на лавку и, качая головой, заахала:

– - Ведь вот дивушко-то дивное!.. Где бы кто подумал, что ты как снег на голову свалишься? Другое время сны какие-нибудь видишь, а теперь и во сне-то ничего не снилось… Ах ты, батюшки мои!..

– - Не стукнул, не брякнул, а гость подошел! -- пошутил старик.

– - Как ты только нашел нас, али спросил кого?

– - Никого не спрашивал, а шел прямо, и все тут. По липе напротив да по коньку на избе и узнал. Новые-то избы все с захмылом, а эта на старинный лад.

– - Все она у нас та же, из которой ты пошел. Григорий вон отделился и новую выстроил, Ликсей тоже в другую хоромину переселился… а нас в старой оставил.

Бабушка всхлипнула и расплакалась.

– - Что ж, помер?.. -- спросил старик.

– - Годов восемь уж, с весны девятый пойдет.

– - Царство ему небесное! А дядя Парфен?

– - Тоже богу душу отдал.

Старик стал поминать еще какие-то имена, мне совсем неизвестные. Бабушка отвечала ему. Старик, вздохнув, проговорил:

– - Знать, моя только смерть заблудилась. Эх… хе… хе!… И он глубоко вздохнул и сразу опустился весь.

Опять наступило молчание. Немного спустя старик снова поднял голову и стал расспрашивать:

– - Сколько у тебя было детей?

Бабушка стала рассказывать, старик слушал ее, понурив голову. Вдруг бабушка спохватилась и воскликнула:

– - Что ж я тебя словами-то, угощаю, о другом-то забыла. Ты небось поесть хочешь?

– - Да, пожевать чего пожевал бы: я сегодня еще ничего не ел.

– - Садись к столу-то, я тебе сейчас соберу. Степка, умывайся и ты садись с дедушкой. Это ведь дедушка тебе, родной дядя твоему отцу.

Я умылся и сел за стол, но мне совсем не хотелось есть. Я глядел на пришедшего к нам неожиданно дедушку, слушал его слова, -- вспомнил рассказы про него про молодого, и, сам не знаю почему, в сердце мое закралось чувство небывалой грусти. Чувство это все более и более росло и так сжало мое сердечко, что я уже не видел свету. Бабушка, заметив, что я не ем, вдруг проговорила:

– - Что ж ты-то, дурашка?

Вместо того, чтобы мне приняться за еду, я вдруг горько заплакал. И бабушка и дедушка Илья очень этому удивились. Дедушка Илья проговорил:

– - Это он меня боится, глупый! Погоди, меня нечего бояться, мы с тобой такими приятелями будем, что нас водой не разольешь.

Поевши, дедушка Илья полез на печку и улегся там.

– - Вот это хорошо, -- сказал он, -- погреются мои косточки… Ох, косточки, косточки, много они видели на своем веку!..

– - Ты давно из солдат-то? -- спросила бабушка.

– - Давно…

– - И на войне был?

– - В севастопольскую войну был, только не в Севастополе сидел, а с туркой дрался.

– - Что ж ты после солдат-то домой не пришел?

– - Не время было, должно: захотелось свет поглядеть да себя показать.

– - Много ты видел на свете?

– - Будет с меня, по степям ходил, в казатчине жил, в остроге сидел, всего тяпнул, только добра не нажил, а остался под старость яко наг, яко благ.