Дедушки с гитарой 2

— Дважды два всегда четыре? — выскочило у меня.

Никита посмотрел на меня глазами полными горечи, вздохнул, словно окончательно разочаровался во мне. Наверное, чтоб не обижать меня, все-таки сказал.

— Как вариант годится…

Но не сгодилось. Мы снова уперлись в какую-то несгибаемую рифму.

— А если по-другому… — предложил Сергей. — Есть ли в этом мире правда…

Мы с Никитой задумались. В головах теснились рифмы. «Правда» это вам не «цепь». Должны быть.

— И о чем тоскует панда, — сказал Сергей, и опережая возмущенные вопросы ответил:

— А что? Хорошая рифма. И политический подтекст есть.

— Какой?

— Ну, если поискать, то найдется…

— «Правда-надо», — предложил Никита. — В смысле «за неё бороться надо…»

Он закрыл глаза, замолчал, а потом быстро пробормотал.

— Так-так… Так-так-так…

Мы молчали, чувствуя себя лишними посетителями поэтической мастерской. Мастер работал, а остальные наблюдали. Так и получилось. Он в конце концов открыл глаза и вздохнул.

— Пользы от вас — как от козла молока. Ладно. Сам справлюсь…

Возражать ни я ни Сергей не решились. Никита записал несколько слов на салфетку и убрал её в карман.

— Вы давайте, головы не мучайте… Лучше подумайте кто у нас станет отцом русского рэпа?

— Не русского, а советского, — поправил я друга, — и разумеется им станет Сергей Вячеславович. Мы же вроде бы договаривались?

— Согласен, — кивнул Никита. — Так что вы лучше со своими рифмами ко мне не приближайтесь, а сочиняйте свои политические рэп-частушки. А я как напишу — скажу.

Я не стал спорить. У поэтов души тонкие, чувствительность высокая. По себе знаю…

— И вот еще что… — сказал Никита. — Нам ведь главное, что? Чтоб качались? Вот они и будут качаться. Я много куплетов сейчас писать не буду. Ну, один-два… И припев. Потом, в Союзе можно будет её в полноценную песню развернуть, а тут… Тут слова не важны. Сделаем так: один куплет на русском, потом тот же куплет на немецком и далее — на английском и французском… И все довольны.

— Будем ковать железо пока горячо. Пошли к Тяжельникову…

Загорелся Никита и встал, готовый к действиям.

— Где его искать? Он наверняка на каком-нибудь официальном мероприятии… Да и не стоит делать все через голову нашего Секретаря.

Я знал, что говорю, так как имел представление, что такое аппаратные игры и понимал, что того лучше иметь в союзниках, а не в противниках… Мы можем быть ему полезны, но и он со своей стороны нам не враг.

Глава 6

7

До Тяжельникова мы добрались только после обеда. Наш Секретарь поспособствовал. Он же помог нам с оформлением — нашел пишущую машинку с родными буквами, на которой Никита отстукал нашу нетленку.

Держа перед собой три листочка с текстом, мы предстали перед Секретарем ЦК Комсомола.

Номер его был не лучше нашего, но побольше. Тот же конструктивизм и модернизм, но в трех комнатах. Оно и понятно — тут был «штаб восстания». То есть стояло несколько телефонов, пара пишущих машинок, радиоприемник и с десяток стульев вокруг овального стола.

Там шло какое-то не то совещание не то просто обмен мнениями, и мы вклинились туда как ледокол.

Тяжельников нас с первого взгляда не узнал, что в общем то не было удивительным, но к счастью Сашу вспомнил. А вспомнив его, вспомнил и нас.

— А! Нетворческая интеллигенция!

— Мы отчитаться, — сказал Саша с достоинством. Наверное, в эти дни и без нас у главы советской делегации хватало забот, и он кое-что запамятовал, но Саша кивнул в нашу сторону и пояснил.

— Мы с песней.

От этого «мы» я с удивлением посмотрел на нашего барабанщика, но Серега только плечами пожал. Спина Никиты также выразила легкое недоумение, но заострять внимание на эту несуразность мы не стали. Сказал и сказал… От нас не убудет.

Никита шагнул вперед, протянув листочки с текстом.

Тяжельников взял лист, бегло проглядел его, по диагонали и тут же вернулся к началу. Я внутренне ухмыльнулся. Вот попробуй на такие слова внимание не обратить? Добронравов — это вам не хухры-мухры. Это Поэт с большой буквы. И слова тут правильные и выражения наших лиц идеологическим верные.

Секретарь ЦК посмотрел текст песни сам, потом передал листы сидевшим с ним рядом мужикам. По возрасту явно не комсомольцам.

На нас он смотрел с удивлением. Это было не то вежливое удивление, которое я видел когда-то в глазах Кобзона, а удивление глубокое и настоящее.

Он словно бы не верил, что вчерашние школьники могли написать такой текст. В чем-то он, конечно, был прав, но зачем ему об этом знать?

— Откуда же вы такие слова нашили?

— Из сердца, — спокойно ответил Никита.

— А мелодия?

— Есть и мелодия.

Никита протянул другой лист. Нотной бумаги у нас не было и он, расчертив от руки нотный стан, разбросал по нему ноты.

— Аранжировку мы потом сделаем, — проявил инициативу наш секретарь Саша. — На мой взгляд песня получилась.

— На мой — тоже… — солидно согласился с ним Никита.

— Вот какие люди в Комсомоле! — весело сказал Тяжельников. — Поручили песню написать — они и написали!

Он повернулся к нам.

— У вас, наверное, и другие песни есть?