Дедушки с гитарой

Песня была уже известной, а тут сами немцы со своим правильным произношением. Зал хлопал и свистел.

Музыканты вели себя свободно. Нам самим нравилось то, что мы делали… Когда песня закончилась, и я снял с плеча ремень гитары, Клаус привстал и крикнул:

– Давайте еще! Спойте! Покажите, что умеете…

Он явно ждал «Я свободен», но я не рискнул. Но и просто так уходить со сцены Лужников не хотелось. Когда еще мы там сможем сюда попасть? Помедлив, я кивнул. Выход имелся.

– Добрый вечер, друзья. Я благодарен нашим немецким друзьям о тех словах, что они сказали в наш адрес. Нам до них еще расти и расти, но мы надеемся, что еще вырастим… Мы хотим подарить вам новую песню. В ней не будет барабанов. Тут будет только гитара…

Переводчица у меня за спиной объяснила, что я хочу сделать.

Я отложил электрогитару и взглядом попросив разрешения, взял со стойки акустику. Хорошая «Кремона». Дитер встал поодаль.

Свет был только на сцене, а зал заливала темнота. Внезапно мне захотелось, чтоб там загорелись огоньки зажигалок или экраны сотовых, так, как это происходит в потерянным нами Будущем, но я одернул себя. Об этом не стоит и мечтать… По крайней мере сейчас.

Один микрофон около губ, другой угодливо согнул шею поближе к гитаре. И тот, и другой слушают меня… И тысячи людей там, в зале, тоже ждут меня. Ждут нашей песни. Песни, которая в этом мире еще не звучала…

Я встал в круг света и подумал о том, что вся моя прежняя жизнь исчезла, она растворилась во времени, став воспоминанием о том, чего, возможно, уже не случится никогда. Ведь весь мир, в котором я жил исчез, отставив мне эту песню.

Легкое касание струн, первый аккорд.

«Ты меня на рассвете разбудишь…»

Я пел, вспоминая прошлую жизнь, любимую жену, которую еще обязательно повстречаю, и мы родим замечательных детей… Все еще будет, а пока её нет рядом – погрустим… Это ведь песня не только о любви и детях. Это еще и о пропавшей в ином мире стране и о иных, самых близким мне людях, с которыми я еще Бог даст повстречаюсь в этом новом мире.

Зал, только вот что ревущий и кричавший, стих. Люди не просто слушали песню. Они её чувствовали… Они были волшебниками– Поэт, сочинивший такие слова и композитор Алексей Рыбников, сочинивший музыку к ней. Ну и само– собой сам я становился немножко волшебником, коснувшимся души сидевших перед нами людей…

Когда песня стихла, зал еще оставалась под впечатлением слов и музыки несколько секунд молчал, словно ожидая что я продолжу, но я молча снял гитару и объявил:

– Это наша новая песня на стихи Андрея Андреевича Вознесенского.

Кто – то из Питеров или Дитеров подошел и пожал мне руку… Прониклись… Поняли… Получается немецкая грусть похожа на русскую?

Мое минорное настроение сорвала барабанная дробь. Серёга? Я обернулся. Нет. Не он…

Кто – то из немцев застучал по барабанам и вперёд вышли Сергей и Клаус и под барабанные трели зашагали неизвестно куда «лунной походкой». Научил. Макаренко…

Все повторилась, как и в прошлый раз, когда мы играли для интуристов. Поражённый зал сперва смолк, не в состоянии понять, что делают эти двое на сцене, а потом, когда это непонимание отлилось в восторженное изумление, заревел.

…Мы уходили с концерта в состоянии легкой эйфории. Не знаю, как ребята, а я до этого момента чувствовал какую – то ненатуральность нашей известности. В собственных головах мы представляли значимость давших этому миру песен, но этот мир пока не знал об этом. Хотя бы он и делился с нами деньгами, но он еще не признал нас, не обрушил на себя ту славу, который были достойны вытащенные нами из запасников Будущего песни. А тут… Публика, смотревшая в наш глаза, состоявшиеся профессионалы на сцене… Хорошо получилось. Ей– Богу хорошо! Правда тут же пришла мысль, что если б это произошло бы не в «Лужниках» а на «Уэмбли» было бы еще лучше… Значительно лучше!

– Никто не обратил внимания, телевидение концерт не снимало? – спросил Никита.

– Размечтался…

– Вроде бы нет.

– Да… Жаль… Это было бы кстати…

– Это было бы слишком, – возразил я с сожалением. – Не доросли мы еще до телевидения. Не о том думаем…

– Это ты о чем?

– Да вот о том.

Я качнул головой назад.

– Про концерт. Смелые мы. Можно даже сказать безумно смелые…

Азарт остыл и стало маленько не по себе.

– Это ты к чему? – нахмурился Никита.

– Думаешь играли плохо? – Сергей покачал головой. – Так вроде нормально отыграли…

– Вы плясать – то с Клаусом зачем начали?

Наш барабанщик искренно удивился.

– А что такое? В первый раз, что ли? Было же уже такое и ничего…

– Масштаб не тот. Все– таки стадион. Наверняка тут корреспонденты были какие – нибудь… Как напишут…

– Да что они там напишут?

– «Бездумное кривляние, выдаваемое за танец…» Неужели забыли о том, как не так давно про твист говорили?

– Да, – подумав согласился Никита. – Так вот могут сказать. И вот в ответ не скажешь, что это бодрая поступательная поступь рабочего класса и колхозного крестьянства по пути к Коммунизму.

Сергея же наполнял оптимизм, и он посмотрел на это вопрос с этой стороны и отозвался.

– Если и скажут, то не страшно.