Дефект плацебо

Прячу ее в косметический шкафчик. Заставляю кремами и баночками с шампунями. Шприц отправляется туда же. Возможно я и пожалею об этом после, но что-то внутри подсказывает, что таким образом я лишу себя преимущества. Утрачу возможность узнать большее, потому что иным способом информацией со мной делиться никто не хочет. Садальский мертв, Виктор явно плывет в другой лодке. Остаётся женщина — четвертый соучредитель. Знаю о ней мало, видела ее несколько раз. Известно только, что до основания компании она много лет прожила в Германии. И действительно было бы странно менять свое место жительства ради производства обезболивающих средств. Оставлять привычный быт и уклад, днями и ночами дежурить на производстве. Для чего? Состав препаратов озвучен и одобрен министерством. В этом нет никакой нужды, если только речь не идет о разработке чего-то нового. Того, о чем неоднократно упоминал Виктор. Чего-то запретного и незаконного. Секретный вирус? Или наоборот таблетка от всех болезней?

Но больше всего страшит то, что моя мать тоже принимала в этом участие, а я по умолчанию иду с ней в одной связке.

Слишком резко мир становится безлюдным и пустым. Не чувствую никакой защиты, не имею возможности ни с кем посоветоваться. Паника подступает к горлу, привычные щупальца сдавливают гортань, навлекают морок.

Беру телефон в руки, листаю книгу контактов. Впервые четко осознаю, как много пустых и ненужных людей мы впускаем в свою жизнь. Палец замирает над очередным номером. Имени нет, но эти цифры я помню наизусть. Подношу телефон к уху. Слушаю гудки до тех пор, пока они не сменяются знакомым голосом.

— Номер перепутала? — шутливо доносится из динамика.

Перед глазами вырисовывается образ. Его образ. С Даней мы были знакомы со школьной скамьи. На выпускном первый раз поцеловались, а потом забыли друг о друге на несколько лет. Он нашел меня на «фейсбуке», хотя я никогда не подписывалась в соцсетях своим именем. Это было мило. После этого мы стали видеться все чаще. Не знаю, встречались ли мы или просто проводили время вместе, потому что официального предложения стать его девушкой мне так и не поступило. А я ждала. Хотела, чтобы все было так, как в романтических фильмах, потому что мне казалось, что я заслуживаю этого.

Когда я спрашивала у мамы почему она одна, та любила повторять, что не стоит растрачивать себя на ненужных людей. На вопрос: как понять, что этот человек в моей жизни не нужен, она улыбалась и говорила, что всему свое время. Что настанет момент, и я пойму значение этой фразы.

И я поняла. В тот день когда она умерла, а Даня был недоступен, я поняла, что имела в виду мама.

Мы не расставались с ним, нет. Я не устраивала истерик и громких скандалов. Мы просто перестали встречаться. Даня закидывал меня сообщениями и ночевал под парадной. Но недолго. Через неделю он перестал звонить. Еще через неделю писать. А я удалила его номер, чтобы в моменты истошной тоски не позвонить ему.

Прошло несколько месяцев и я думала, что тот период давно позади. Его номер вернулся в мою телефонную книгу, правда без подписи. Сейчас мне просто необходима была поддержка. Кого-то родного. Того, кто знает меня. И в этом городе остался только один такой человек — Даня.

— Нужно увидеться, — выдыхаю в трубку. — Сейчас.

— Я на работе, может вечером? — недовольно произносит он.

Не знаю откуда берется это предчувствие, но мне отчётливо кажется, что вечером может быть поздно. Пальцы враз леденеют. Трепещут от мелкой дрожи. Мне кажется, что за мной наблюдают. Магическим образом проникают взглядом сквозь шторы, просачиваются прямо через дверной глазок. Обступают со всех сторон. Загоняют в угол.

— Пожалуйста, — выдавливаю из себя.

— Ты там ревешь что ли? — шутливый тон, сменяется удивлением.

Ничего не отвечаю. Ставлю все на кон. Оставляю ход за судьбой.

— Хорошо, где? — сдается Даня.

— Отправлю адрес в сообщении. Я переехала.

Совсем не хочу выходить из дома. Пусть моя просьба и выглядит слишком наглой, но он всегда может отказаться. Стать недоступным, как в самый кошмарный день моей жизни.

Пока жду Даню, завариваю кофе. Несколько раз мне звонит неизвестный номер, но я знаю кто это. Виктор не дает надежды на то, что оставит меня в покое. Мне все чаще кажется, что он имеет отношение к смерти Садальского.

Черт, еще совсем недавно моя жизнь не напоминала сводку криминальной хроники, а теперь...

Наливаю в чашку кофе, игнорирую сахар и отпиваю глоток. Терпкий вкус кофе неприятно жжет язык. Мама каждое утро пила крепкий и без сахара. Но я не она. Отставляю чашку. Горечь проникает в весь организм. Что если я следующая? От этой мысли каждый раз меня начинает тошнить. Воображение снова вырисовывает лужу крови в кабинете Садальского.

Проходит минут десять, прежде чем я вздрагиваю от звонка в дверь. В этот раз смотрю в глазок. Мало ли. Может Виктор решил ужесточить меры и пришел с пистолетом. Но на площадке стоит Даня. Непослушными пальцами пытаюсь справиться с замком. Тот как назло не сразу поддается мне.

— Ты, — выдыхаю и вешаюсь Дане на шею.