Дефектная игрушка (СИ)

— Я, кажется, потеряла ребёнка, — без сожаления; и прочей громоздкой ерунды в словах. Пустые не должны быть заполнены. — Зато он не будет конченным, — короткий импульс воспоминания, как гвоздём по выдернутым венам.

В воспоминании неоновый «Вертеп», Себастьян, скошенные к паху косые мышцы живота Тима. Эрика там нет. Он — провал во времени, в памяти, в жизни. Она ввела себя в искусственную амнезию.

Тим укладывает её в прохладную воду, сам залезает следом. Металл и соль встревает в ноздрях. Они дышат им вместе, давясь. Боль остывает вместе с водой, пружина сжимается обратно, становится в нишу, больше не растягиваясь. Тим проходится по её телу мягкой мочалкой, пересекает линию клитора, вжимается губкой в половые губы.

Лизу приручают другие (ой), она им (ему) должна.

Лиза, возможно, ответит, когда боль совсем исчезнет.

========== Часть XVII. Пора домой. ==========

Перед ним бракованная фабричная кукла с лицом сестры и Лизы; разные черты разделяет долгий шрам, проходящий ровно посередине лица. Кукла механическая, в её беспозвоночную спину воткнут ключ, и она идёт к нему через длинный коридор на негнущихся пластмассовых ногах и с вытянутыми вперёд руками, говоря смешанным голосом его «любимых» девиц — «помоги мне, мне холодно здесь». Дурацкий авангардизм в действии. Это просто сны, которые раньше ему не снились; раньше был чёрный холст без входа в пористую материю, а сейчас — женщины убившие его.

Эрик не верит в знаки, что дают подсказки во снах на уровне подсознания; Эрик верит в реальность, и реальность подсказывает ему, что-либо Лиза уже сдохла, либо ушла на такое дно, что сам чёрт не может её найти.

Прошло две с половиной недели, на протяжение которых он убирал людей, как ему казалось, причастных к укрыванию бесстрашной — её вещи находили у них. Лиза оставила след почти в каждой фракции; в тех же фракциях они оставили когда-то часть себя. В его игре на выживание — он проиграл. Но так же упорно отказывал себе в мысли, что привязан любовью к Лизе.

Итого — три человека в его обновлённом киллерском списке. Эрик делал всё аккуратно, не оставляя следов, так его просила верхушка Бесстрашия. Ни к чему разжигать войну, пока ни к чему. Всему своё время. У Лидера не было ощущения того, что его используют, как чистильщика. Он был ослеплён желанием найти Лизу и дотронуться до неё словом, хотя бы словом. Потом бы он её трахнул так, чтобы она больше не смогла уйти от него. Больше никогда. Не замечал и отдаление Тима, сбрасывал их полное отстранение друг от друга на свои внутренние проблемы.

Вся его жизнь после ухода Лизы провалилась в другое измерение. Всё было почти также — кровь, шефство над новыми бесстрашными, добровольное одиночество, — но он будто бы смотрел на всё через калейдоскопную призму. Ничего не имело чёткую, ограниченную форму; ничего не помещалось в выстроенные им рамки.

И сейчас кукла, в которую загнаны два родных человека, тянет к нему руки и просит о помощи. Эрик впервые задумывается о знаках. Возможно, Лизе нужна его помощь. Сестру уже не спасти, а Лизу…

***

Лиза не замечает, как стены плотно обступают её с четырёх сторон, не давая выйти за их пределы.

Она ориентирована на внутреннюю разгерметизацию, внешний мир её мало заботит. Тим — мебель. Она даже не может дать ему подходящее определение. Стол? Стул? Точно не кровать, несмотря на то, что они трахаются. Кровать — это Эрик. Бесспорно.

Иногда кровь той шлюхи отливает от её рук, галлюцинации рассеиваются, чувство вины задвигается поглубже. В этот момент, в тонком просвете двуполярного состояния, можно стать нормальной, обрести себя вновь, но она предпочитает оставаться в анабиозе.

Пора бы принять факт того, что это не последнее её убийство в рядах фракции Бесстрашия. Здесь по-другому не прокатывает. Лизе нужно уходить; нужно искать другое пристанище. Она наигралась в секс с Тимом, большего им друг другу не дать. Ей больше нет места там, где она способна вогнать нож в горло невинному.

— Тим, — по двери проходится дробь стука, — открывай.

Эрик.

Лиза зажимает рот ладонью, чтобы не крикнуть что-нибудь в ответ. Она оказывается в том просвете с его приходом; она становится прежней.

Лидер стучит ещё. Лиза прокусывает фаланги средних пальцев. Он так невыносимо близко; слова в горле так невыносимо щиплют под языком, они почти на поверхности. А потом в ней раскручивается воронка, из которой вылетают все воспоминания — ревность, убийство, потеря ребёнка, — и она возвращается в свой устоявшийся сплин.

Эрик уходит, напоследок саданув по двери.

Лиза выуживает из кармана металлическую шпильку для взлома. Ей тоже пора.

***

— Я искал тебя, Тим, — Эрик встречает товарища в одном из поворотов, вжимает свою крепкую ладонь ему в плечо. Между ними всё как-то по-другому. Они оба осведомлены об этом, только продолжают молчать, делая вид, что ничего не происходит.

— Обычно в этот час ты у себя.

— Всё течёт, всё меняется, — Тим — ёбанный философ — невесело ухмыляется.

— Я бы хотел выпить, — его голос размягчает невычищенную серу в левом ухе бесстрашного, — у тебя.