Дефиле в Москве

На Японию стоит потратить синий карандаш. Пусть берут себе кусок Азии. Лишь к Индии и Тибета им нельзя. Здесь где-то должна быть столица арийского мира — или этого, или параллельного, или прошлого, или будущего, или цьогобічного, или потустороннего, но в этих странах должен править он, Адольф Великий, адепт дванадцятого ступеня, посвячений избранник Могучих Сил, которые дали ему, бедному художнику из Вены, Право.

Но вот это земная жизнь!

Надо дальше штрихованные карту.

Центральная Азия. Здесь большевики были образовали какие-то союзные республики: Казахстан, Таджикистан и прочее. Что с ними делать? Оккупировать, конечно, надо, но каким цветом штрихованные? Пока что — пусть красным. Азия есть Азия!

Но еще же есть Африка. Ох-хо-хо! Бедная и несчастная моя голова с навскісним прядью и черными усиками! Потом, потом Африка. Еще Иран надо где-то пристроить. Есть два пути: либо синий карандаш — как арийцы с арийцами посоюзничатись, покумитися с шахом, дать им какой-нибудь остров в Персидском заливе, или красный карандаш и пройтись по Иранскому нагорью нашими дивизиями. Но где же настарчити тех дивизий?! То же самое с Афганистаном.

Но с этими турками лучше покумитись на почве ненависти к России. Англичане с ними сколько воевали. Бесполезно. Режут глотки иностранцам и не морщатся. Вот с этих надо сформировать батальон СС и послать его в Париж на какую-то неделю. Но еще не время, еще немного подождем, и эти две напыщенные страны — Франция и Англия — будут заштрихованные красным карандашом.

Вдруг Адольфа словно током ударило — Украина! Каким карандашом штриховать эту страну, которая разрастается чуть ли не каждый день?

Гитлер взял красный карандаш, повертел его в пальцах, потом решительно положил и взял синий. Думал. Положил синий, взял красный. Потом снова долго вертел карандаш в пальцах, клал один, брал второй, горячился, успокаивался. И думал, думал, думал…

ДИКИЙ ВОСТОК

Поезд резко затормозил. С верхней полки упал венгерский офицер, разбил себе голову и немного протрезвел.

Проснулись румын и немец. В течение какого времени хорунжий Левицкий имел возможность слушать отборные образцы венгерской, румынской и немецкой ругани. Потом неожиданно к этому трио добавилось чужое: «… тваю мать!».

Дмитрий рванулся к кобуре с парабеллумом. Поздно. Дверь купе резко распахнулась, ворвались трое человек неопределенного возраста, одетые в какое-то милитаристское лохмотья — остатки немецкого, советского и украинского обмундирования. Оружие, однако, у них была исправна — один «шмайсер» и два советские ППШ.

— Руки вверх, блядь, стрєлять буду! — сказал один, без бороды, в отличие от остальных, — но Дмитрий заметил, что это не потому, что он тщательно бреется каждое утро, а просто она у него не росла. Были какие-то шишки на вугристому нечистом лице.

— Быстро раздється и всєм на вєрхніє полкі, — командовал запаршивілий.

Дмитрий оценил диспозицию, мадьяр, уже трезвый, напряженный и решительный, стоял чуть впереди. Румын и немец лежали на нижних рядах, тоже готовы к действиям. Дмитрий переглянулся по очереди со своими попутчиками и сказал нападавшим:

— Мы не помістимось на верхних полках.

— А, да ты хахол, — обрадовался безбородый. — Ребят', а, ребят, глядітє, я хахла поймал.

— Ща' рэзать буду, — сказал один из бородатых.

— Не-е-есть. Лучшє повесіть, — вмешался второй, с еще большей бородой.

— Да буду я ево е що витасківать с вагона, іскать вєрьовку, сука, дєрєво или тєлєграфний столб, нет, я ево зарєжу. Но сначала отрєжу нос, уши, яйца…

— Молчать! — верескнув безбородый. — Спєшіть надоть… Быстро раздєвайся, — пригрозил «шмайсером» венгру.

Момент, — молниеносно подумал Дмитрий, он увидел, что люфа «шмайссера» чуть шатается, — пьяный москаль. Дмитрий страшно, как его учил японец, инструктор рукопашного боя, выкрикнул что-то вроде «га-а-а-а!», правой рукой подвел люфу «шмайссера» вверх, а пальцами левой ударил москаля в только ему известную жилку на шее. Нападающий умер сразу, но успел нажать на цингель. Загрохотали выстрелы. В то же время румын ударил одного из бородатых в гениталии, а второго быстро и беззвучно зарезал мадярин. Немец рванулся зарезать бородача, который корчился от боли в паху.

— Нет! — крикнул Дмитрий. — Подожди, гер Пельке, надо что-то спросить.

Бородатый россиянин, увидев, как легко умерли его товарищи, стал почему-то очень храбрым и начал тяжело ругать всю семью союзников до седьмого колена.

Почему до седьмого, подумал Дмитрий, и сказал россиянину:

— Ты что, не хочешь легкой смерти, кацапе?

— Да пошьол ты… — взвился бородатый.

— Давай его хорошенько — к праотцам, — нетерпеливо предложил немец.

— Жди, братчику, надо же знать, что в этом поезде творится. Похоже, они не одни.

— Давай, братушки, ты будешь говорите, а мы будем спрашівать. Отвєчать, то есть, будешь, — ласково обратился к россиянина Дмитрий.

— Да пошьол ты…

Ярый, подумал Дмитрий, что же, придется, как они говорят, с пристрастієм…

— Герр Пельке, отрежь ему ухо.

Немецкий эсэсовец вынул нож с выкидным лезвием.

— Лучше бритвой, — посоветовал ему румынский майор.