Дефиле в Москве

Вот какие наши украинские герои! Мухи не обидят. Без нужды, конечно, потому что до врага сильного и жестокого украинский победитель беспощадный. В конце концов, как учил седой отец.

Писатель вообще пишет коротко, сухо парадоксально, но есть линия в романе «Дефиляда в Москве», где автор отступает от своей привычной манеры, и читатель погружается в душистое буйство лирической прозы. Это те куски, где писатель изображает любовь главного героя. Возлюбленная главного героя — простая и честная украинская девушка из Черновцов Евгения Мангер. Она — настоящая патрійотка и искренне любит своего избранника — рыцаря и героя, старшину УВ Дмитрия Левицкого. Отношения у Дмитрия и Евгении чистые, светлые и плятонічні, они ночами сидят на лавочке под сиянием лунным, окутаны ароматом сирени, и мечтают о том, как в мирном будущем на независимой Украине врага не будет, супостата, а будет сын, и будет мать. и будут люди на земле. Дмитрий настолько боготворит свою избранницу, что даже не осмеливается ее поцеловать в щечку, потому что для него моральные принципы прежде всего. Только после церковного венчания. Он мечтает о Ней во фронтовых окопах, когда идет в атаку на врага с штурмовым гвером в руках под сине-желтой фаною и пение собратьев: «Как шли к бою мы темненької ночки, пушки били, а мы наступали» и т. д. Они мечтают о прочную, светлую, честную украинскую семью, которую они создадут после Великой Победы. Евгения Мангер — типичное воплощение всех добродетелей украинской девушки-патрійотки. Она активистка Союза Украинок, участвует в патрійотичному хоре «Гомон Буковины», ходит в церковь, соблюдает посты и берет уроки вышивания, а когда началась война, панна Мангерівна записалась на курсы медицинских сестер, и лишь больная немощная мать ее не позволяет все бросить и шустрой ласточкой полететь на фронт, где истекают кровью победоносные украинские воины и на поле брани лежат в траве и шепчут пошерхлими губами: «сестра, Сестра!». Героиня произведения Евгения Мангер мечтает, как они с Димой поженятся, будут жить в уютной квартирке на Каличанци в Черновцах, в них будет двое очаровательных детишек — мальчик и девочка. Она, Евгения, будет кроткая, тихая, молчаливая, поштива до своего мужа, будет по вечерам вышивать ему рубашку крестиком красными и черными нитками, а при вышивании петь унылых украинских народных песен про казака и дівчиноньку, о луна и о неспокойной реке, которая вьется, словно змейка. А Дмитрий придет со службы, он будет адвокатом, — сядет возле камина, развернет вечернюю газету, зажжет свою козацьку люльку, до ужина вкусно выпьет рюмку водки с перцем и лихо вытрет свои прекрасные висячие усы.

Дмитрий и Евгения верят в свое счастье, но, как аутентичные украинские патрийоты, поступают и живут под лозунгом: «Прежде думай за отечество, а потом уже за себя.»

Вообще роман В. Кожелянко «Дефиляда в Москве» является заметным артефактом у суч. укр. лет. процессе, и не стоит делать вид, будто это рядовое явление. Особенности стилистики этого произведения не только в том, что он целиком погружен в дискурс постмодернизма, но и в том, что нарративную ткань тексту раз-по-раз пронизывают неожиданные острие концептуально-засадничих сентенций авторского «ego».

В совр. укр. гештальт это произведение ворвался, с одной стороны, как інорідне тело, которое по всем законам соціодинаміки должно быть виштовхуваним на маргінес, а с другой стороны, этот текст романному типа занял свободную нишу в совр. укр. литпроцессе. Нишу, которую разные критики называют по-разному: «историческая фантастика» (Семен Пивченко, Бы. Ф. Строганов, Ги Демопсі), «антиісторія» (Ярина Скуратська, Вадим Скуратський, Василий Скуратський), «параллельная история» (Сергей Пантюк, Серж Лейтензоненко, Тимур Козаченко), «альтернативная история» (Б. Стар, Бы. Звязда, Бы. Стелла). Сам автор в неопубликованном предисловии к своему роману, или скорее, как отметил в одном из предыдущих варіянтів он сам, «романному тексту типа», пишет:

«Жанровую форму этого веселого артефакта можно искать в такой редкой нише, как «история если бы…» то Есть автор, принимаясь за писание, отталкивается от предпосылки «что было бы, если бы…» и творит параллельную, им же вимислену, историю. Пусть читателя не настораживает то, что материал для построения этой художественной конструкции автор выбрал историю. Имеет право.

Автор очень хочет, чтобы его антиісторичний произведение не рассматривали как апологию Гитлера, райху, фашизму и т. д. (действительность показала, что в этом нет необходимости — Вид.), или, может, как осквернения вечных огней, гипсовых солдат, нагрудных орденских колодок (явный анахронизм. — Изд.). Нет, это такая себе художественная литература, чтиво — другими словами, или просто историческая фантастика.»