Дефолт совести

Блейк задумался. Он с трудом встал из кресла и прошаркал мимо Гудвина на свою любимую веранду. Тот на полшага сзади последовал за боссом. Прошло менее десяти минут, как он стоял, замерев над уходящим вдаль океаном. Гудвин готов был поставить в споре сотню баксов, что именно сейчас босс просчитывает всю комбинацию шаг за шагом, что его умирающий, но все ещё блестящий ум лихорадочно сканирует пространства, людей, поступки. Чтобы потом, когда команда будет дана, цепко держать под контролем весь ход событий.

– Ты спросил, сынок, должен ли состояться суд? Представь себе, пока не знаю. Это будет зависеть в том числе и от тебя. Какую информацию принесут на хвосте твои ищейки. Например, кто его придумал, для чего и почему.

– Будет сделано, босс.

– Я попрошу тебя, Пит, вот о чем. Нужно быть готовым по моему сигналу сделать всё, чтобы избежать самого судебного финала. То есть приговора. Ты правильно заметил, сынок, – в Страсбургском суде председательствует Конти, который давно числится в списках моих личных врагов. Впрочем, уверен, что и моя фамилия в аналогичных списках мэтра. Так что он не упустит шанса насолить мне, а главное, нашему общему делу.

Блейк отвёл взгляд в сторону океана и, не оборачиваясь, жёстко добавил:

– Но он будет первым. Видимо, пробил час.

Утреннее солнце уже заполнило весь небосвод, правда, не было жарко.

– Сэр, я могу идти? – учтиво спросил Гудвин.

– Нет, погоди. У меня ещё есть поручения. Во-первых, через час пошли за Томпсоном в Пенсаколу мой самолёт. Профессор должен доставить мне результаты последнего обследования. Во-вторых, – Блейк неожиданно резко повысил голос, – наведи, наконец, порядок среди твоих центурионов! Распустились так, что умудряются даже храпеть на посту. Скоро, наверное, по углам будем находить пустые бутылки из-под виски или того хуже – пакетики с героином.

– О чём это вы, сэр? – встревожился Гудвин.

– О том, дорогой мой, что твои коты перестали ловить мышей, а стало быть, я их даром кормлю. И мне это не нравится…

Корсар не стал продолжать мысль. Нервно замотав головой, он стал правой рукой массировать затылок.

Тон, которым заговорил босс, напомнил Гудвину прежнего Блейка, целеустремлённого и беспощадного.

– Иди, сынок. Я вижу, что ты всё понял.

Уже в дверях Гудвина настиг ещё один вопрос:

– Кстати, Пит, а где сейчас мой внук? Хоть это ты знаешь?

– В Лас-Вегасе, сэр. Его видели с какой-то русской шлюхой, – нехотя сообщил Гудвин.

– С русской? Это интересно, особенно в контексте нашего разговора. Проверь её, Пит.

– Непременно, босс, – быстро ответил Гудвин.

– Наверное, проматывает очередной миллион, – больше утверждая, чем спрашивая, предположил Блейк. – Впрочем, иди. Мне надо подумать.

Он отвернулся к океану, давая понять, что разговор закончен.

Москва. Банкир бежит от себя

В баре посольства США на Садово-Триумфальной улице в столь поздний час никого не было, кроме двух немолодых мужчин, тихо разговаривающих в затемнённом углу. Редкие служащие, время от времени забегавшие сюда, не обращали на них никакого внимания.

Это не означало, что Туров явился сюда под чужим паспортом. Выписывая пропуск, молодой капрал был несколько обескуражен тем, что местом работы посетитель спокойно написал национальный банк. Он прекрасно был осведомлён, что подобного уровня люди посещают посольство исключительно в какой-нибудь праздник, и то с группой соотечественников. А тут налицо незапланированный визит, поскольку пропуска господину Турову никто не заказывал.

Перед русским банкиром на столе стояли уже пять пустых чашек из-под кофе, а сам он допивал шестую. Его визави, сотрудник службы финансового мониторинга посольства по фамилии Берроу, маленькими глотками потягивал минеральную воду и не скрывал своего волнения:

– Ты зачем напросился ко мне? Тебе что, без этого мало дерьма, которое на тебя постоянно выплескивается? Ты когда в последний раз гулял по Интернету? – Берроу низко пригнулся к столику.

– Не части со своими вопросами, Том. И без того тошно. Все восемь лет после дефолта мою фамилию полощут как половую тряпку. В конце концов, наступает такой момент, когда становится все равно, что о тебе напишут.

Туров допил чашку и резким движением, будто на дне этой чашки накопилось вселенское зло, отодвинул её от себя. Его всегда аккуратная бородка на этот раз спуталась и выглядела неопрятно.

– Так ты скажешь, зачем пожаловал? – настаивал Берроу. – Я же должен буду что-то объяснять, если меня спросят?