Странно, что понимание всего пришло только сейчас. Наверное, это и есть «итог» моей жизни. Как жаль, что сдавалась, оттого не жила, и потому остаётся лишь сожалеть о словах и поступках, злясь на себя за трусость. Из меня лепили, что хотели, но в итоге получилась бесформенная куча глины.
Вздохнув, я притянула руки к лицу, пытаясь их согреть. Они одеревенели от холода, и шевелить пальцами с каждым разом стало все трудней.
«Нужно согреться», – я попыталась подуть, чтобы вернуть тепло, но лишь рассмеялась. Пара, что шёл изо рта при морозе, не было, словно тело стало частью снега, став таким же мёртвым и холодным.
Нет, ещё нет. Пересиливая боль, я поднялась, используя как опору ветви кустарника, чувствуя, что начинаю бороться сама с собой. Одна часть меня жаждала остаться здесь, откинувшись на огромной перине, но другая…
Боже, и откуда она взялась сейчас? Почему упорно продолжает гнать вперёд, давая силы на преодоление, давая цель?
«Встать», – стало единственной целью, и я повиновалась, покорно склонив голову перед ней, превозмогая боль, и кусая губы в кровь.
« Встать!» – сверлила мозг, не давая другим страхам и воспоминаниям пробраться в него, чтобы лишить тех сил, что ещё оставались в этом теле.
«Встать», – руки отчаянно цеплялись за ветви, пытаясь найти опору, чтобы подняться. Но острые иголки ели впивались в кожу, болезненно разрывая замерзшие клетки, и раскрашивая серый цвет алыми точками.
« Мне нужно… – упав на колени в очередной раз, я с силой сжала зубы, стараясь не закричать от злости. – Встать!»
Моя спина опять прилипла к стволу дерева, вжимаясь в него с такой силой, будто желала стать частью тёмной коры, которая неровностями уходила далеко в высь. Стопы начали осторожно рыхлить снег, подбираясь все ближе к ели, и поднимая тело все выше и выше с каждым шагом.
«Буду очень удивлена, если останусь живой после этого», – пронеслось в голове, когда глубоко вздохнув, я вскрикнула от боли, почувствовав, как морозный воздух со свистом проникает в лёгкие. Надо же, оказывается, я едва дышала.
Ещё чуть-чуть, совсем капельку осталось. Пальцы отчаянно ласкали кору, ногтями цепляясь за выступы, и ломали их, когда не хватало сил, чтобы подтянуться.
«Пожалуйста, – прижавшись лбом к стволу, я почувствовала, как слезы потекли по щекам, и тело затрясло от сдерживаемых рыданий, – найдите меня, хоть кто-нибудь».
Я хотела бы молить о спасении, но кошмар снова навалился, желая придавить обратно к земле.
Яркие образы двух братьев, лежащих в крови, снова предстали перед глазами, превратив белоснежный снег в паркет, а морозный воздух напитав смрадом растекающейся крови. Её алые ручейки превращались в полноводные реки, скапливаясь в центре гостиной. И ладони, пытающиеся закрыть глубокие рваные раны, чтобы хоть как-то остановить её, не могли замедлить поток. Он просачивался каплями между пальцами, а потом красной линией стекал вниз, пропитывая лохмотья.
«Хватит! Перестань! – яростный крик ворвался в сознание, и воспоминание, словно утренний туман, начало таять. – В мире нет силы, которая смогла бы вернуть мне братьев. Нужно смириться».
Эта маленькая победа над собой воодушевила, помогая сквозь боль и мороз переставлять ноги. Куда? Я не знала. Дорога к трассе была неизвестна, да и сомневаюсь, что стремилась именно к ней. Выхода не было, лишь движение спасало от ужаса ночи, именно оно не давало сойти с ума и скатиться к самобичеванию.
Каждый раз, делая шаг, приходилось пересиливать себя, и повторять одно и то же: «Иду».
Со временем стало казаться, что я превратилось в это слово. Внутри все исчезло, растворившись в ночи, и лишь оно сияло яркой звездой, заставляя двигаться. Я шла вперёд, окостеневшая от холода. Видя, как Лед захватывает тёмные пряди волос, окрашивая их белизной. Чувствуя, как с каждым разом все труднее разлеплять глаза, и мороз острыми иглами вонзается в зрачки.
Деревья то появлялись, то исчезали, исчезая в темноте, а белоснежная пустыня наступала, превращаясь в сияющий ад. Я уже не мечтала согреться, да и холод не так сильно мешал движению, как раньше. Моё тело приняло его, постепенно превращаясь в глыбу льда, а душа… Много ли ей надо, душе этой? Покоя и смерти, вот что просила она, но почему-то именно этого дать не могла, продолжая идти. Сколько так брожу? Час, два, дни или уже прошли месяцы? Время исчезло, оставив после себя лишь пустоту.
Я словно в страшном сне, который иногда сниться людям. Одна в белоснежной тьме, где нет ничего кроме ветра и холода, потому выбраться из него было невозможно.
«Сколько длиться ночь? – взгляд устало обратился к крутым склонам, надеясь увидеть первые проблески солнечных лучей, но ничего не было, только тьма. – Она когда-нибудь кончится?»
Очень хотелось спасть, веки то и дело опускались вниз, подчиняясь желанию, и скоро остановки стали чаще не из-за того, что устала, а потому что сознание отключалось, не желая больше находиться в этом мире.
– Нина! – родной голос вырвал из забытья, возвращая в реальность, не давая упасть в леденящий снег.