Перекатившись на бок, я приподнялась, опираясь ладонями о матрас. Это оказалось слишком для тела, и комната в ярких огнях закружилась передо мной. «Блин», – прикусив губу, чтобы сдержать внезапную тошноту, я медленно втянула воздух, ощущая, как раздувается живот. Пауза. Раз, два, три. Нет, не могу дольше. Губы расслабились, и воздух тонкой струйкой покинул рот. Ещё раз, снова и снова, пока мучительное головокружение не замедлилось.
«Что произошло ночью? Он проломил мне голову? А теперь, съедаемый чувством вины, пришёл извиниться? Вряд ли». Данила не относился к тем людям, которые после ярой ненависти быстро меняют своё отношение. Он отличался завидным постоянством, и если кого-то не переносил, то проявлял это всем телом: интонации, жесты, мимика, даже взор голубых глаз готов был испепелить меня на месте. «Тогда что?»
События ночи нестройной цепочкой стали появляться передо мной. И когда тот, на кого я смотрела, открыл глаза, в моей памяти всплыли разгорячённые губы и мягкий шёпот, который вновь зазвучал в ушах. «Приехали, – я нервно сглотнула, – теперь точно вляпалась. Только во что?»
В первое мгновение после пробуждения его глаза казались безмятежными, словно летнее утро. Лишь густые брови скользнули к переносице, нависнув над глазами тёмными тучами.
– Ты как? – голос юноши звучал спокойно, даже равнодушно, и никак не сочетался с весёлыми огоньками, что плясали в очах.
– Нормально. Но почему ты здесь? – решила я прикинуться дурочкой. А вдруг прокатит, и он, что-нибудь сказав, просто уйдёт. Неважно куда, главное, что подальше отсюда.
– А ты попробуй-ка вспомнить своё ночное соло и узнаешь.
Я постаралась проигнорировать издёвку, звучавшую в голосе, и снова напрягла память. Туман, воцарившийся там, начал рассеиваться, и чем больше ясных образов появлялось передо мной, тем сильнее горели щёки. Бросив взгляд на зеркало, висевшее на стене, я увидела, что на кровати восседал варёный рак, настолько сильно покраснело лицо.
«Зачем? Почему лезла к нему с разговорами? Это же был лишь кошмар. Да, слишком реальный, но сон, просто сон». Сейчас, в свете утреннего солнца, он не был таким страшным, но последствия от него заставляли содрогаться от презрения к себе.
«Почему я не выцарапала глаза, когда Данила полез целоваться? Нет, завалилась, видите ли, спать и потом комплимент отвесила».Я смутно помнила свои слова, сказанные ему, но то, что это не было отборной бранью, уяснила. «Какая же дура! И как теперь из этого выпутываться? А никак. Остаётся лишь надеяться, что он забудет об этом».
– Значит, всё вспомнила, – подытожил моё молчание Данила, сделав ударение на всё.
– К сожалению, да, – честно ответила я. Да и к чему врать? Ведь зеркало, висящее напротив, легко опровергнет мои слова.
«Что теперь скажет Костя, когда узнает? – стремительно проносились в голове мысли. – Он же наверняка проболтается. Ещё скажет, что сама набросилась».
– Спасибо, – выдавила я с трудом, мечтая как можно скорее оказаться одна. – А теперь уходи.
– За что так грубо? Я же всю ночь был рядом, ухаживал, не спал, а ты вот так… – он улыбнулся и от этого мне стало ещё хуже. Захотелось куда-нибудь спрятаться, испариться, дабы не видеть ни себя, ни его. А ещё это идиотское зеркало напротив, будто совесть смотрит на меня оттуда.
«Нет, я себя просто накручиваю. Ничего такого не случилось. Ну чмокнул раз, считай очередная шутка. Ведь Данила мечтает видеть мою ярость, оттого и подначивает».
– Я устала, – едва слышно прошептала я, с трудом признаваясь в собственной слабости.
Рука тут же легла на лоб и тепло мягкой волной прокатилось по телу.
– Вроде температура спала, – задумался юноша, подушечками пальцев погладив кожу, прежде чем убрать ладонь. – Точно, все хорошо?
«Нет».
– Да. Просто сильно устала.
Одежда, пропитанная потом, неприятно липла к телу, но спрятаться в жарких объятьях одеяла, не давало упрямство.
– Может что-нибудь принести?
«Такой послушный, даже страшно».
– Нет, хотя… – взгляд метнулся к пустому стакану. В горле тут же возникла сухость. Попытавшись его смочить, я сглотнула, но вязкая слюна медленно стекла вниз, совсем не утоляя жажду. « Я хочу пить или просто кажется?» – Если принесёшь воды, буду благодарна.
«Прямо воплощение вежливости. Ещё немного и расшаркаюсь в комплиментах».
– Тогда ложись, – одеяло вдруг резко поднялось, и затем опустилось мне на плече, укутывая. – А то вся дрожишь. Маму позвать?
– Ни в коем случае, – испуганно пискнула я. – Я не хочу пить эту гадость.
В ответ Данила лишь хмыкнул, слегка приподняв уголки губ.
– Не смешно! Никогда не думала, что что-то может быть одновременно пересоленным, переперченным и жутко горьким. У меня каждый раз желудок узлом завязывается от одного глотка. А она мне велит выпить всю кружку этой отравы.
– Ладно-ладно, я понял, – юноша направился к двери, прихватив с собой посуду, –если не хочешь, чтобы мама пришла с проверкой, притворись спящей.