Деяние XII

– Узнал случайно, от одного своего агента, который сам не понимал значения этой информации. А остальное… Это Копьё – зло, его материальное олицетворение. Это не Святой Крест, данный нам Богом как жертвенник для Его великой Жертвы. Нет, это человеческое творение, направленное против Сына, богоборческое в сути своей. Это знал центурион Лонгиний, обратившийся и выбросивший свое нечестивое оружие. Но оно всплыло – дьявол постарался. Церковь искала его с самого начала, чтобы спрятать, потому что уже тогда святые отцы знали, что правильно использующий силы этого Копья человек будет иметь огромную власть. И это будет власть Князя мира сего. В тысячном году оно попало в руки Святого престола, и было скрыто. Увы, как оказалось, недостаточно надежно – снова вошло в мир, сея войны и разрушения. Пока я думал, что Клаб стремится только к обладанию Животворящим Древом, я был с ним – Крест, хранящийся в Ватикане, на столетия гарантировал бы торжество Римской Церкви. Но Копье!.. Господин президент… Кимбел, одумайтесь! Соединить эти предметы, значит впустить в мир страшное зло, какого не было никогда. Впустить Зверя Апокалипсиса! Умоляю, откажитесь от своего намерения!

Теперь Сахиб глядел на кардинала задумчиво. Йо-йо отдыхающей змеей свисало с его пальцев.

– А ведь вы нравились мне больше, чем остальные из нынешнего правления… И до сих пор я ощущаю в вас нечто, чего нет ни у кого из них. Святой отец, откуда это? Только не говорите, что от вашей веры: я не раз сталкивался с так называемыми христианами, но эта сила ощущается у них в одном на сотню.

– Бог даёт мне силу.

Мальчишка глумливо расхохотался.

– И поэтому вы спрятали под рочеттой пистолет, прежде чем меня исповедовать?

Священник устало пожал плечами.

– Просто рефлекс. Я слишком давно играю в недостойные игры. Слишком…

Неловким движением он задрал полу рочетты и извлек маленький «вальтер».

Йо-йо со щелчком обвилось вокруг ствола и вырвало пистолет из руки священника, отбросив под скамьи. Тот удивленно посмотрел на Сахиба.

– Вы меня опасаетесь? Но я бы никогда им не воспользовался. У меня иное оружие…

– Так что же вы не примените его против меня?

Мальчишеский голос стал злым, фразы отрывистыми.

– Думаете меня обратить? Неужели не ясно, что это бесполезно? Я презираю ваши верования. Мне до них нет дела. Я свободен. Я всё равно совершу то, что хочу, к чему предназначен. Моя власть будет безгранична! И ещё посмотрим, так ли будет ужасен мой мир, как говорите вы, попы!

Монсеньор с пристальным изумлением вглядывался в его лицо. Оно расплывалось, как будто находилось не в фокусе. Казалось, шевелится оно само по себе, словно состояло из тысячи тысяч белёсых червей, невероятным образом сложившихся в подобие юношеского образа. Именно подобие, словно ожил вдруг мраморный херувим, превратившись в жутко гримасничающий белоглазый призрак.

Инфернальная ночь ворвалась в старинный храм, сокрыв золото алтаря и лики святых на стенах. И просвистел ледяной ветер, пришедший ниоткуда, ветер Великой Пустоты.

Священнику стало так страшно, как не было никогда. Он не мог оторвать взора от беснующегося перед ним демона, глаза которого разгорались изнутри алым светом. Вот он вырвался из них, словно кровь хлынула из разорванной артерии. И в непроглядной темени не осталось ничего, кроме кровавого сияния и страшного ветра.

Потом свет стал темнеть, переходя в зловещую багровость, в который вспыхивали золотистые отблески. Глаза Сахиба предстали двумя огненными колёсами, как диски йо-йо, бешено вращающиеся на какой-то космической веревке вокруг непроглядной тьмы. С невыносимой болью врезались они в душу священника.

Тот хотел кричать, как дикий зверь, но голосовые связки не повиновались. Единственное, что ему оставалось – вновь упасть на колени под порывами геенского ветра и страшным давлением тьмы и огня.

Но не упал. Из глубины его существа поднялись нужные слова, и когда они сформировались, голос вернулся к нему, став звучным и грозным.

– Властию Христовой…

Вращение колёс замедлилось, порывы ветра ослабли.

– Властию Христовой я, служитель Божий…

Страшные глаза остановились, тьма из них рванулась на пастыря, но он всё же закончил:

– …Навек извергаю тебя из ограды Божией и предаю отцу твоему… сатане!

Сахиб зарычал. Это было рычание раненого зверя.

Тьма поредела. Он теперь был виден во весь рост – покрытый кровью юный воин на поле боя, запрокинувший голову в диком кличе.

В проклятии воздевший руки седой священник в красно-белых одеждах стоял как мифологический герой, укрощающий чудовище древнего зла.

– Анафема, анафема, ана…

На мгновение всё застыло, и эти двое составили в храме трагическую в своем порыве скульптурную группу.

Потом в воздухе резко просвистели титановые диски йо-йо. Шнур несколько раз захлестнул горло Монсеньора и оборвал его приговор.

Священник захрипел, пытался ослабить петлю. Но это продолжалось недолго – ноги его подкосились, он упал на плиты пола, извиваясь, как огромная рыба, вытянутая гарпуном на смертоносный воздух.

Затих.