СССР, Ленинград, 16 февраля 1984
Санёк был никто. Ну, почти никто. Что за работа такая, на фиг, – доставщик телеграмм? В стране Советов любой труд, конечно, почетен, но… Напарницами Санька были две пенсионерки да одна студенточка на полставки – непременный персонаж его развратных сновидений, с которой наяву он ни разу не решился поговорить не по работе. Для него же, Санька, эта работа была основной. Потому что инвалид детства по психике и раз, а то и два в год его обязательно увозят на Пряжку – до очередной ремиссии, которая даст ему возможность опять разносить телеграммы, получая за это 80 рублей в месяц.
Но Санёк на жизнь не жаловался. Ему нравилось ходить по своему участку – старинным кварталам, в которых он прожил всю жизнь, стучаться в незнакомые квартиры, важно ждать, пока клиент распишется на бланке доставки, а потом со значением протягивать телеграмму. В тайне любил даже разносить «смертные» – то, что его напарницы терпеть не могли. Но ему нравилось, скорбно потупившись, глядеть на горе людей, которые только что узнали, что потеряли близких. Это делало его причастным к чужой жизни, к важным вещам – как раз этого в его жизни и не доставало.
Ещё ему нравилось дежурить в отделении ночью, в компании с телеграфисткой. Молоденькие девочки, конечно, оставаться с ним боялись, и в его смену всегда сидела угрюмая здоровенная бабища. Если с телетайпа лезли полоски с кодом синей «молнии», а то и красной «правительственной», он должен был аккуратно наклеить их на соответствующий бланк и тут же доставить по адресу. И ему нравилось нестись по пустынным ночным улицам, звонить в двери незнакомых квартир, чтобы вручить весть о награждении какого-нибудь Ивана Ильича за что-нибудь значительное, или вовсе уж непонятный, «неегоума», текст.
Эта телеграмма явно была из второй категории, да ещё из-за границы. Санёк знал, что копия её уже пошла в Большой дом, где с ней что-то будут делать. Но его это не касалось, его работой было доставить её, несмотря на пятый час утра, по указанному адресу. Ибо это была «молния».
«Молния» из Бейрута. Бейрут – это Ливан. Санёк знал, потому что в его коммунальной комнатушке стоял купленный ещё его покойными родителями черно-белый «Рекорд», и, включая в свободный вечер программу «Время», он часто слышал, как диктор скорбно возглашал: «Бейрут. В Ливане продолжаются…» Дальше Санёк не слушал, потому что «продолжались» всякие нехорошие вещи, от которых он расстраивался.
Но в телеграмме об этих вещах ничего не было, да и вообще было непонятно о чём. Нет, по отдельности он все эти слова знал, но вместе они его озадачивали: «друзья нацелились деда тчк реагируй быстро тчк лиса».
Санёк пожал плечами: «Неегоумадело». Он уже почти дошёл до дома адресата – в том же квартале у метро, что и дом Санька. Но если Санёк жил в огромной коммуналке с одним туалетом и длиннейшим коридором, в который выходили обшарпанные двери комнат, населённых прибитыми жизнью и отравленными алкогольными суррогатами людьми, то здесь явно преобладали отдельные квартиры.
Так оно и было. Поднявшись на третий этаж, он настойчиво (при исполнении!) позвонил в обитую дорогим дерматином огромную дверь. Звонок отозвался мелодической трелью. «Вам телеграмма!» Дверь тут же открылась.
Глаза человека под модными очками в тоненькой оправе с дополнительной дужкой совсем не были заспанными, хотя сам он был в роскошном халате. За спиной его в полутёмной прихожей Санёк смутно различил старинную мебель и картины на стенах.
Правая рука человека не покидала карман халата, но Санёк не обратил на это внимание. Глядя прямо в чуть скуластое усатое лицо, повторил важно:
– Вам телеграмма. Распишитесь здесь, пожалуйста.
Человек вынул пустую руку из кармана и, проигнорировав протянутую ему раздолбанную пластиковую ручку, взял со столика у двери другую. Но если бы Санёк знал, что это настоящий «Паркер» с золотым пером, это не произвело бы на него никакого впечатления. Получив подпись, он сразу повернулся и вышел, не обратив внимания на то, как напряглось лицо гражданина, быстро прочитавшего дурацкий текст.
Неторопливо (вряд ли до конца дежурства придёт еще «молния»), Санёк продвигался к родному отделению, наслаждаясь гулкой пустотой улиц. Февраль выдался не студеный, надо было только следить за ногами, чтобы не поскользнуться на затянутой предательским ледком луже, да посматривать наверх, чтобы избежать удара здоровенной сосулькой. А так – благодать. Он любил пустой город и не любил людей.
Но один из них всё же шмыгнул рядом с ним. Санёк не слышал его приближения и испуганно отшатнулся, когда тот вынырнул из-за его плеча и понёсся дальше. Гражданин шёл, вроде бы, нормальным шагом, но удалялся неправдоподобно быстро, за секунды растворившись в холодных тенях раннего питерского утра. И всё же Санёк успел взглянуть на его лицо. Это был усатый адресат странной телеграммы.