Деяние XII

— Не переходит, — заверил Сахиб. — Я действовал через наших людей в пятом управлении КГБ. Подробности позвольте оставить при себе, дядюшка Цзи, — он поклонился китайцу, который поклонился ещё ниже, и сел, сохраняя кукольную улыбку.

— По-озвольте спросить, Сахиб, сэ-эр, — Мэм по-южному слегка растягивала гласные.

Сахиб утвердительно кивнул и вновь взялся за йо-йо.

— Мы раскрыли личность Отрока ещё три года назад. Почему в отношении него до сих пор не предпринималось никаких действий?

— Спасибо, это хороший вопрос, — он, казалось, опять был полностью поглощен игрушкой, но речь оставалась ровной и гладкой. — Во-первых, позволю вам напомнить, мы уже один раз очень сильно ошиблись, решив, что личность Отрока нами установлена. К счастью, это не имело катастрофических последствий и даже принесет Клабу ощутимое преимущество. Но это нам урок, что такие сведения надо подолгу и по многу раз перепроверять. Чем мы эти годы и занимались. А во-вторых, как можно воздействовать на Отрока? Мы даже не понимаем природу сил, которые воспроизводят их. Знаем только, что в узловые моменты Игры возникает некий юноша, который призван свершить Деяние в пользу врагов. Но мы не можем сказать, что он их креатура, ибо всегда действует самостоятельно, хотя при их помощи. И мы знаем, что они сами ищут родившегося Отрока. Если уничтожить его, неминуемо появляется другой, который довершает Деяние, или так ломает конфигурацию Игры, что мы терпим поражение в раунде. Позвольте напомнить, что произошло в двенадцатом веке, когда наши предшественники сразу раскрыли Отрока и сначала заразили его в детстве проказой, а потом, когда стало очевидно, что болезнь не помешает его Деянию — ликвидировали. Но вскоре выяснилось, что одновременно с этим Отроком на другом конце ареала Игры родился другой, о котором мы ничего не знали. И все годы, пока наши средневековые коллеги занимались одним малышом, второй накапливал силы. Счастье, что тот решил не совершать Деяние, но стать политическим деятелем. Однако и в таком качестве он сотворил дела, надолго исключившие наших предков из Игры.

— Осмелюсь заметить, — елейно прошелестел дядюшка Цзи, — в том, что Отрок Шестой не совершил Деяния, немалая заслуга Белого Лотоса — наших предшественников из Срединной Империи, которые всё же, простите меня за это напоминание, вовремя раскрыли его. Их стараниями он был захвачен в юности и ориентирован лишь на внешние проявления своего могущества.

— Мы это с благодарностью помним, — Сахиб поклонился в сторону китайца, — правда, как известно, вашей родине такой выбор Отрока вышел несколько боком…

Цзи лишь молча поклонился в ответ. Его улыбка не изменилась нисколько.

— Итак, — продолжал Сахиб, — убивать Отрока бесполезно и даже вредно. Но можно отвлечь от его миссии, как это сделали почтенные предки дядюшки Цзи с Шестым, или Клаб — с Десятым.

— Но в данном случае, — продолжал лекцию президент, — такой вариант был невозможен — Artel раскрыла Отрока гораздо раньше нас и все это время он находился под её контролем. В такой ситуации я принял решение лишь наблюдать, вмешавшись в момент, когда противника можно было бы застать врасплох… Однако, — Сахиб чуть поклонился в сторону Милорда, — этот план был сорван.

— Я уверен, — помолчав, заключил Сахиб, — что Отрок уже информирован о своей миссии, а это значит, что новый раунд миновал латентную фазу. И не мы в нём владеем инициативой…

Йо-йо исчезло. Президент тускло сообщил:

— Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.

Коротко поклонился, и, резко повернувшись, направился к лифту.

Дверцы шкафчика, скрывавшего лифт, распахнулись.

Он ждал в бунгало, лежа на бамбуковой кушетке — нагой.

Мэм, все еще в строгом деловом костюме, шагнула к нему. Смуглое юное тело в оправе из матово отблескивающих шелковых подушек казалось ей невообразимой драгоценностью, столь изысканной, что это граничило с непристойностью.

Гора Креста укуталась в ночное покрывало. Шум прилива, короткие крики бессонных птиц, говор деревьев под ветром вступали в гармоничный союз с тихой музыкой:

   Mama loves her baby,
   And Daddy loves you too
   And the sea may look warm to you babe
   And the sky may look blue
   Ooooh babe
   Ooooh baby blue [2]

Сердце Мэм колотилось, как в двенадцать лет на первом свидании.

Он был сильно возбужден и нисколько не скрывал этого. На припухших губах блуждала неясная усмешка. Светлые глаза глядели в упор, и то, что она разглядела в них, заставило её учащенно задышать.

Ей мучительно захотелось прикоснуться к нему, к самым сладким местам, которые затрепещут от прикосновений — нежнейшим темнеющим соскам, впадинкам над ключицами, и к этому, большому, сводящему с ума, воздетому к потолку.

Сделала ещё один шаг к кушетке. Его усмешка расширилась, показались белоснежные зубы.

— Жопа или голова? — неожиданно спросил он, ухмыляясь всё откровеннее.