Деяние XII

— Дети мои! Мы хорошо сражались. Мы защищали Посланного. Теперь осталось немного. Скоро мы войдем в райские долины, и сонмы гурий успокоят нас. Мурдаги (смерть)! — вдруг закричал пир, подняв винтовку.

— Мурдаги! — нестройно отозвались мюриды.

— Нет! — неожиданно для самого себя проорал Руслан.

Крики смолкли. Алифбек и мюриды растерянно смотрели на него.

— Нет, — твердо повторил Руслан. — Вы не умрёте. Алифбек уведёт всех через подземелья, а я останусь прикрывать.

— Нет! — крикнул, было, пир, но услышал в ответ тяжеловесное:

— Да. Ты не можешь ослушаться Махди.

Юноша поднялся во весь рост, не обращая внимания на визжащий вокруг рой осколков, и выхватил из-за пояса кинжал Старца Горы. Его фигура налилась вдруг грозной, непререкаемой силой.

— Махди приказывает вам уйти.

Это раздалось среди смертельного свиста и завываний врагов, как глас Неба.

Мюриды попадали на колени.

— Повинуемся, о Сахиб ал-кашф, — нестройно повторили они вслед за своим пиром.

Одна Махия стояла прямо, во все глаза глядя на Руслана. Казалось, она хотела что-то сказать ему. Но шальной осколок попал ей в лоб, сразу обильно залив прекрасное лицо кровью. Девушка рухнула беззвучно.

Юноша поглядел на неё с такой болью, какая, казалось, способна была погрузить весь мир в муки ада. Молча отвернулся и, сильно хромая, пошел к дувалу, перекрывавшему узкий проход, на заботясь, что будут делать остальные.

А те поднялись и пошли за почерневшим от горя Алифбеком к тайному лазу на краю оврага, в котором один за другим и скрылись. Махию нес на руках один из её братьев. Она казалась совсем маленькой и беззащитной.

…В тот же момент в сказочном весеннем Андижане, за одни сутки покрывшемся сиянием цветущего урюка, в тёмном подъезде острая, как игла, пика вонзилась в сердце Айгуль. Он умерла, не успев увидеть своего убийцу, унося с собой во мрак лишь страстную песню белоснежных цветов, которая звучала в ней всю дорогу до дома…

…В тот же момент в ленинградской психиатрической больнице, в отдельной палате повышенной комфортности, вдруг проснулась лежащая на койке юная женщина. Она беспокойно заворочалась, повернулась к зарешеченному окну и полными слез глазами вперилась в розоватую муть нарастающего вечера. Страшный вой вышел из недр её существа. В палату ворвались двое санитаров и медсестра с капельницей. Вой оборвался. Лицо девушки утратило выражение. Её наголо обритая голова неподвижно застыла в нескольких сантиметрах над подушкой…

Руслан невидящими глазами глядел на осторожно приближающихся врагов. На плече его лежал так и не использованный сегодня гранатомет Ведмеда с одним-единственным выстрелом. Хорошенько наведя оружие, он точно послал гранату в развалины дома, где скопилось больше всего духов. Взрыв, вопли, стоны. Он отбросил бесполезную трубу и взялся за ручной пулемет. Очереди прижали врагов к земле.

Юноша всё делал как робот. В душе его образовалась сквозная дыра, откуда жизнь злым ветром высвистывала в Великую пустоту. Холодные губы механически твердили: "Мурдаги", и именно смерть олицетворял он сейчас. Атакующие просто ничего не могли с ним поделать. Когда у него кончились патроны в пулемёте, он взял автомат, периодически заменяя его на винтовку, и выстрелы его были так точны, что в сердцах головорезов шейха расцвел мистический ужас.

Много раз они стреляли в него, метали гранаты, но казалось, он был неуязвим. Духи потеряли уже десятки бойцов, но взять дувал так и не сумели. Наконец, атака просто сошла на нет.

Руслан этого как будто не заметил. Все так же смотрел перед собой, сжимая своё последнее оружие — старую английскую винтовку. Губы его перестали призывать смерть, а по щекам вольно и обильно катились слезы.

Но, кажется, что-то изменилось. Он сфокусировал взгляд. Моджахеды куда-то исчезли, но к нему двигалось такое, что его чуть было не захватил бесформенный первобытный ужас.

Страшным усилием воли приказав себе стоять спокойно, он расширенными глазами глядел на идущих к нему мертвецов.

Они все были здесь. Впереди, со смятой окровавленной головой шёл отец. Рядом — бледный, с удивленными, даже какими-то глуповатыми выражением на мёртвом лице Рудик. Хихикающий, бормочущий, мотающий головой на переломанной шее Розочка. Покрытые трупными пятнами мюриды Хабибулло, во главе с ним самим, выпученными глазами, глядящими в никуда. Полуразложившиеся, теряющие клочья плоти, частично скелетированные — должно быть, его ребята, но он не узнавал их. Зато узнал тех, кого не ожидал здесь увидеть — Айгуль и Княжну. Совершенно не похожие, они смотрелись сейчас, словно жуткие сёстры — обе в белых блузках, напротив сердца у каждой чернела маленькая дырочка, и вокруг — немного красного. Губы Айгуль приподнимала слабая улыбка, у Княжны они были скорбно сжаты, но лица обеих оставались бесчувственны и неподвижны. За ними брел огромный панк с печально поникшим оранжевым ирокезом, вытекшим глазом и ножом, торчащим из бока, потом — мёртвые моджахеды, некоторые поднимались с поля боя и присоединялись к шествию.