Деяние XII

Рядом стояла куча чемоданов, которые мужчины потом затащили в соседний вагон. И поезд тронулся, а родители на платформе ещё долго махали вслед.

Руслан откинулся на жидкую вагонную подушку, пытаясь привести чувства в норму. Довольно быстро ему это удалось — навыки в него за год вложили солидные. Он примерно представлял себе, что увидел, но понятия не имел, что с этим делать.

Почему бы за это время Инге не выйти замуж?..

И почему это так волновало его, если за все эти годы он её почти не вспоминал, и только горьковатый огонь давнего поцелуя иногда мимолётно согревал его сердце?..

И она ничего не обещала ему. Он попросил его ждать, да. Но она ведь ничего не обещала…

Да и вообще, для неё он умер, и, возможно, даже оплакан…

А его ждет Игра, и некогда ему заниматься девчонками…

И пусть они едут, куда хотят, а он будет лежать себе на верхней полке, читать чудом подвернувшегося в иркутском "Букинисте" потрёпанного Сэлинджера и думать о том, как он поглядит в наглые глазки Рудика…

Твердо постановив это, он соскользнул с полки и отправился в соседний вагон.

Сбору оперативной информации его тоже обучали, поэтому не составило особого труда ненавязчиво выяснить, что офицер с молодой женой едет по новому назначению в Ленинград. Несколько раз видел их в открытых дверях купе и в вагоне-ресторане, как-то даже встретился с Ингой лицом к лицу в узком проходе. Он посторонился. Она, равнодушно взглянув на него, прошла.

Она стала ещё красивее.

В Горьком была пересадка, и он потерял пару из вида. Возможно, уехали другим поездом. Он не стал выяснять, хотя это было легко. Но незачем: для него найти в Ленинграде переведенного из Энска подполковника КГБ с женой не составляло ни малейшей проблемы (раз он невзначай столкнулся с ним в коридоре, изучил в туалете его документы, а потом подкинул на пол перед купе супружеской пары).

Руслан неторопливо шел бесконечными коридорами, не предполагая ничего особенного. В город он сегодня не поедет — муж Инги третий день как вернулся из командировки, что вызывало в Руслане с трудом подавляемый рефлекс ненависти. Он старался не думать, как сейчас супруги проводят время. На его губах жил медвяный вкус её поцелуев, а, оставшись один, часто подносил к лицу ладони, отчетливо ощущая словно пропитавший их запах её плоти.

В расстроенных чувствах едва не налетел на стоящих у окна в коридоре двух тихо разговаривающих мужчин. А, разглядев, радостно вскрикнул:

— Пал… Учитель!

Палыч широко улыбнулся в ответ.

— При господине Лисунове можешь называть меня по имени.

Руслан тут же перевел взгляд на собеседника Палыча. В нем вспыхнуло изумленное восхищение.

Со всей очевидностью тот был стар — морщинист и изрядно сутул. Но его львиная стать не являла ни малейшего признака дряхлости. В лице было что-то античное, словно древнеримский сенатор вдруг с какой-то радости отпустил воинственно задранные пышные усы и клубящиеся бакенбарды. Из глубины седых этих зарослей сверкали совершенно молодые глаза. Все ещё яркие губы несли улыбку вельможно-снисходительную. Он был одет в коричневую с золотом наставническую косоворотку. Одежда ему очень шла, но уже искушенный в тайнах образа Руслан подумал, что этому человеку пойдет что угодно.

— Батырь, — Руслан низко склонился перед живой легендой Артели.

— Герш, просто Гер-рш, — он слегка растягивал буквы, голос был глубок и звучен.

Он, похоже, был заинтересован Русланом не меньше, чем тот им: очевидно, входил в "узкий круг".

— Герш будет у вас наставником по истории и философии Игры, — сообщил Палыч.

— Но… Это же ты наставник…

Палыч покачал головой, немного грустно.

— Больше не я. Меня переводят.

Руслан расстроено опустил глаза.

— Ты же знаешь, что я редко могу вести занятия, учил вас с пятое на десятое. А это не дело — мой предмет очень важен. Герш освободился от обязанностей батыря приказа Юго-Восточной Азии и мог уйти на покой, но принял предложение Совета преподавать в нашей Обители.

— А ты? В Совет?

Вопрос был кощунственен донельзя: никто из непосвященных не имел права знать персональный состав Совета Артели. Но все же Палыч улыбнулся одними глазами, показывая, что догадка юноши верна.

СССР, Ленинград, июль-август 1983

Ей не нравился Питер. Она поняла это, лишь шагнув из вагона на перрон под вяло сочащееся небо. Сразу резко заболела голова, и болела весь этот день и ещё много дней. Её совсем не восхищали архитектурные чудеса, которые с энтузиазмом презентовал уже побывавший тут супруг. Просто скользила взглядом по этим дворцам и статуям, воспринимая их бесконечной декорацией для бессмысленного спектакля, который почему-то обязана высидеть до конца. А у неё уже и сил на это не было.