{10.18.7} Король чаще совершал походы по морю, чем [воевал] на суше. 2
Поэтому всякий раз, когда требовалась конница, те из его воинов, у которых не было своих лошадей, должны были, сменяя друг друга, ухаживать за чужими и охранять их. 3Тот же, кто, отводя лошадей на водопой, вместо того, чтобы пользоваться по очереди то чужим, то своим конём, ездил всё время только на коне своего товарища, нёс вышеупомянутое наказание. 4Таким образом, король старался приучать своих людей к [взаимному] уважению, полагая, что даже незначительное проявление высокомерия ради блага самих оступившихся следует наказывать соответствующей карой. 5Тот же, кто трижды [оказывался повинен в том, что], принося в конюшни снопы [колосьев], кормил своего коня преимущественно зерном, а коням других воинов давал сено, в соответствии с этими правилами либо терпел бесчестье, либо с позором изгонялся из войска. 6Столь же внимательно король следил и за тем, чтобы кто-нибудь не пускал своего коня вскачь и не мутил бы, таким образом, воду в то время, когда его товарищ переправляется через реку ниже [по течению] на своей лошади131.7‘Вот с каким тщательным вниманием, [по его мнению], следовало относиться к любым, даже самым незначительным, велениям товарищеского долга!’ 8Воина, которому было приказано стоять на страже и который заснул [на своём посту] так крепко, что можно было унести его одежду или оружие, постигало такое же наказание. 9Для короля не было никакой выгоды в том, чтобы из-за собственной лени человек нерадиво относился к своему долгу перед страной исправно нести стражу.{10.18.8} В отношении более тяжких проступков закон был более суров. 2
Если кто-то из его дружинников, [ударив] кулаком, мечом или палкой, наносил своему товарищу рану либо с силой вырывал что-то у него из рук, либо хватал кого-то за волосы на голове, или если кто-нибудь обращался к королю с жалобой на подобное, имея с собой достаточное количество свидетелей наличия состава совершённого преступления, то за этот свой тяжёлый проступок виновный исключался из дружины и был вынужден оставить военную службу. 3Тот же, кто сильно пострадал от обидчика, должен был сначала предстать перед ‘восседавшим на своём троне’ королём и попросить его объявить обвиняемому воину о существующем законе. Затем ему следовало троекратно обратиться к обвиняемому, призывая его явиться на тинг, причём в этом случае каждого из них должны были сопровождать по два их товарища по дружине. 4Если во время разысканий оказывалось, что ответчик является владельцем собственного дома, то обычно предлагали ему один раз провести слушания в его доме, а два [других] раза — при дворе у короля на его привычном месте, и было уже неважно: будет обвиняемый присутствовать при этом или нет132. Если же он не владел никаким имуществом, то судебное заседание проводило три раза в обычном для него месте при дворе короля. 5С началом тинга те, кто выступал в качестве обвинителей,(л. 105об)|| должны были дать клятву в том, что их иск к ответчику законен и что ни их расположение [к обвинителю], ни вражда [к обвиняемому] не повлияют на рассмотрение этого дела. Точно так же приносили присягу те, кто представлял сторону ответчика, и свидетели. 6После этого начиналось основное разбирательство дела против обвиняемого, для чего нужно было заслушать показания двух свидетелей, которые также должны были поклясться, что ни их расположение [к обвинителю], ни их неприязнь [к обвиняемому] не заставят их говорить то, чего они не видели своими глазами или не слышали своими ушами. 7При расследовании дел, связанных с нанесением вреда [королевскому] величеству, обычно доверяли тому, что было услышано, в то время как в других случаях требовались свидетельства очевидцев133.{10.18.9} Кроме того, ‘обвиняемому не позволялось возражать на обвинение и приводить доводы в свою защиту’; считалось, что свидетельство обвинения не может быть опровергнуто ни показаниями кого-то другого, ни словами самого обвиняемого. 2
Столь большой вес придавался словам свидетелей, что всякое сомнение в их правдивости’ воспринималось как сумасшествие, граничащее со святотатством. 3Таким образом, обвиняемый — был ли он виновен или нет, — не мог ничего возразить ‘против разящих доводов обвинения’; ему не было позволено говорить что-либо в своё оправдание, если обвинитель уже принёс клятву134.