Деяния данов. Том 2

{11.7.10} {Дружба короля с еп. Вильгельмом} Первое место среди всех друзей короля занимал Вильгельм, который в свою очередь также отвечал на эту приязнь взаимностью. ₂Пользуясь особой благосклонностью короля, он платил за это уважение к себе личной преданностью. ₃Таким образом, располагая верной службой своих друзей, король, можно сказать, ‘окружил себя’ самой надёжной защитой.

{11.7.11} Прекрасным примером суровости первосвященника и смирения короля является следующий случай. ₂Однажды ночью на ежегодном пиру в честь праздника Обрезания [Господня], на который Свено пригласил свою знать, он проведал, что некоторые из этих благородных мужей в своей злобе за его спиной ‘отзывались о нём недостаточно почтительно’. {Преступление короля} Посчитав, что за их пьяным озорством скрывается тайное предательство, король в гневе послал людей убить их, когда они <утром>^a придут в церковь [Святой] Троицы, как будто церковь — это самое подходящее место для человекоубийства. ₃Таким образом, [первое] своё злодеяние он удвоил, совершив вдобавок к нему ещё и святотатство: свой дом, [где к гостям дóлжно относиться] с уважением, он превратил ‘в рассадник жестокости’, а своё [преступное] желание, которое менее всего было дозволено исполнять в церкви и в это время, он тем не менее со всей готовностью осуществил.

{11.7.12} Поначалу епископ не подал вида, как сильно он возмущён этим происшествием, или, что то же самое, осквернением храма, и поэтому никто из королевской свиты не заметил его возмущения. Наказание за это преступление понтифик отложил до удобного случая. {Суровое обращение епископа с королём} ₂В день, когда он должен был, как и подобает первосвященнику, проводить божественную литургию, он не только отказался выйти навстречу королю, чтобы почтительно приветствовать его, но, напротив, при виде Свено встал в полном своём священническом облачении на его пути и, несмотря на их дружбу, отказал королю в праве войти в храм, загородив ему дорогу своим жезлом и признав его недостойным вступить в дом Божий, ‘мир которого он не постыдился грубо нарушить и святость которого запятнал кровью своего соотечественника’. Отказав Свено в его почётном титуле, Вильгельм при всех назвал его не королём, а проливающим человеческую кровь палачом. ₃Не удовлетворившись простым порицанием виновного, он толкнул его в грудь концом своего жезла, дав жестокосердному королю понять, что ему предстоит раскаяться в убийстве, исполненном по его приказу.

{11.7.13} Своё уважение к церкви понтифик ставил выше отношений личной дружбы, ни на мгновение не забывая о том, что обязательства дружбы — это одно, а требования его священного сана — другое и что в соответствии с ними он должен одинаково строго карать за злодеяния любого преступника, будь то слуга или господин, не питая к знатному человеку больше снисхождения, чем к человеку простому⁴⁴. ₂‘Не пустить короля [в храм] было уже достаточным [наказанием], но он предал его также и [церковному] проклятию’, не побоявшись вынести свой приговор прямо в присутствии осуждённого. ₃‘Осталось неясным, поступком или словом этот на удивление отважный понтифик смог уязвить короля сильнее’. Того, кто был сначала наказан сошедшими с его языка тяжкими поношениями, затем он ещё и оттолкнул своей десницей, а в его сердце, в котором он прежде любил добродетель, теперь он всячески старался смирить порок! ₄‘Он считал, что столь очевидное преступление должно быть наказано немедленно’, полагая, что легче задушить грех изначально и в самом зародыше, чем когда он окрепнет и пустит корни, дабы промедление не дало пороку времени набраться сил. ₅Поэтому в какой степени ‘безрассудство и слабость довели короля’ до преступления, в такой же происходящая от религиозного рвения ‘суровая непреклонность понтифика подвигла его на совершение наказания’. ₆Самоотверженно защищая веру, он не только проявил должную верность своему сословию, но и со спасительной строгостью воздал за чужое безрассудство. ₇Не желая казаться тем, кто способен забыть о своём священном долге, он отверг снисходительность и обратился к суровости, не желая быть другом врагу благочестия или играть роль льстеца там, где следовало показать себя понтификом. ₈Однако ^{(л.111об.)}|| его враждебность была лишь внешней, в действительности же он оставался его другом, считая, что залогом преданной дружбы и настоящей платой за товарищество должна быть не преступная мягкость, а справедливая строгость. ₉По этой причине, ‘отказавшись на время от снисходительности, свой самый кроткий от природы характер он подчинил суровости, решив, что в делах веры для укрепления порядка иногда вполне допустимо позволить себе действовать и с некоторой жестокостью’.