Деяния Диониса

Дева горной тропою быстро и тихо ступая,
Воротилась в густые заросли дикого леса,
Но Фетида за нею не пошла, а в пучины
Отчие погрузилась, вернулась в жилище Нерея.
Созерцаньем небес прозрачных в сияющих звездах
Ратоборец Моррей насытился предовольно,
Молвив в неутоленном сердце речи такие:
"Мечется дух мой без толку, не знаю, как поступить мне,
Что несчастному делать... Одни тоска да томленье
Сердце терзают напрасно, не знаю, к чему и склониться:
10 [11]
Халкомедейю низвергну ль любимую? Или, быть может,
После погибели дева меня низвергнет любовью?
Или живою оставить и невредимой, открыто
Брак предложив этой деве? Ах, в сердце своем трепещу я
Дериадея, и жаль мне супруги моей, Хейробйи!
Не желаю я смерти вакханки, но если низвергну
Деву, то как же на свете жить мне, ее не встречая?
Без Халкомеды мне больно и час единый в сей жизни!"
Так Моррей изливался в жалобах и стенаньях,
Раздираем на части страстию неутоленной.
20 [21]
Вот сего ратоборца, идущего вдоль побережья,
Позабывшего напрочь жену одинокую в спальне,
Хиссакос видит верный, и так как был он разумен,
То догадался по виду о тайном жале желаний
Оного, смелый служитель; измыслив хитрое слово,
С ним он и обратился к воину, речи вещая:
"Что ты, ложе оставив и дремлющую супругу,
Бродишь, скитаясь во мраке, Моррей, не знающий страха?
Или Дериадея отныне упреков боишься?
Или тебя Хейробия гневная приревновала,
30 [31]
Заподозрив в желанье сойтись с плененной вакханкой?
Ибо когда супруги видят мужей, обуянных
Страстью, подозревают тайную сразу зазнобу!
Может, всеукротитель Хи́мерос ополчился
Против тебя стрелою пламенной из колчана?
Не возжелал ли вакханки ты некой? Ибо я слышал,
В мире есть три Хариты, насельницы Орхомена,
Верные Феба служанки, а у хороводника Вакха
Сотни три сих плясуний, из коих единая дева
Всех превосходит красою своей лучезарной и точно
40 [41]
Затмевает сияньем яркие в небе созвездья,
Яркостью несомненной соперничая с Селеной!
Дева двойным оружьем на битву вооружилась -
Красотой несравненной и железом изострым!
Паситея под шлемом вакханками в ополченье
Халкомедой зовется, а я бы назвал Артемидой,
Среброногой богиней иль златощитной Афиной!"
Молвил и тут же у молкнул. Брови страдальчески хмуря,
Слов стыдясь неподобных, Моррей злополучный ответил:
"Видно, и вправду Бромий, погрузившись в пучину
50 [51]
В страхе перед Ликургом, в лоне зыбей пучинных
Ополчил нереид, и с самого дна морского
На ратоборца Арея сестра ополчилась Киприда,
Вместо девичьих тканей хитона благоуханных
Панцырь железный одела; не пояс ее препоясал -
Дрот изострый во дланях! Имя свое изменила,
Назвалась Халкомедой латная Афродита!
С Бассаридами вместе воюет, с обоими биться
Должно и мне отныне, с Кипридою и Дионисом!
Ах, понапрасну вздымаю дрот могучий, оружье
60 [61]
Надо бы прочь! Коль Пафийка могучей метателя молний,
Коль ратоборца-бога сразила пламенем жарким,
Коли огонь Фаэтонта своим она победила,
Огненосца низвергнув - что сделаю я железом?
Молви мне хитрость какую против Кипрогенейи!
Эроса мне ли уметить? Мне ли с пернатым сражаться?
Дрот подниму - он бьется пламенем, меч воздымаю -
Луком грозит и стрелою огненной в грудь поражает!
Часто бывал я ранен в битвах, но врачеватель
Исцелял мои раны жизненосным искусством,
70 [71]
Всецелительный корень возлагая на язвы.
Хиссакос! Не утаи же, какое целение знаешь,
Исцелить мое сердце от язвы сердечных томлений!
Не пугал меня недруг, но только зрю пред собою
Деву Халкомедейю - слабеет жало оружья!
Не страшусь Диониса, но девою дивной низвергнут,
Ибо сиянием лика она любовь пробуждает,
Жаля в самое сердце - и жала не удалить мне!
Нереиду какую будто я вижу, и словно
Галатея с Фетидой Бромию поборают!"
80 [81]
Молвил, и осторожно на кончиках пальцев ступая,
Дабы не пробудилась спящая в спальне супруга,
Снова на ложе восходит - но смуглолонной подруги
Будто бы вовсе не видит, желает только единой
Халкомеды сиянья и блеска раннего утра!
Мукой любовной сраженный, падает воин на ложе...
Верный слуга его также, Хиссакос, дремой томимый,
Сразу на щит повалился, бычьей кожей обитый.
Только Моррея глубокий сон охватил, вылетает
Из ворот, что из кости слоновой ваяны, призрак
90 [91]
И говорит ему речи обманные, утешая:
"Страждущую Халкомеду, Моррей, прими как супругу,
Станет женою желанной на ложе она после битвы,
Днем она красотою очи твои затмевает,
Ночью с тобою возляжет страстная Халкомедейя.
Мил и желанен брак и во сне, и сладостны ласки
Жара любовного даже и в твоем сновиденье...
Я обниму тебя пылко, лишь только пробудится Эос!"
Молвил призрак и сгинул... Моррей тотчас пробудился,
Эос свет увидал, похитительницы желаний,
100 [101]
Восхотел Халкомеды он снова и молвил в молчанье,
Ложной надеждой Киприды в сердце своем обуянный:
"Трижды ты, Эригенейя, блаженна: ты мне приводишь
Халкомедейю, сумрак и темень ты разгоняешь!
Явишься ты - и Моррея утешишь бессонного тут же;
О Халкомеда, что Эос румяноланитной румяней!
Хоры к нашим равнинам роз таких не приносили -
Милая дева, ланиты твои цветут как весною
Ранней сады, что не знают зимних бурь и туманов,
Ты цветешь и с приходом времени Хор осенних!
110 [111]
Лилии и под снегом твои распускаются, лик твой
И анемонов алость затмить вовеки не сможет,
Коих Хариты взрастили и коих не сгубит и ветер!
Имя твое украшает медь изострая дрота,
В имени вся твоя доблесть, Халкомедой зовешься
Не понапрасну ты, дева, от медного бога Арея
Ты и от ложа Киприды, рождающей страсти томленье!
Кличет тебя Халкомедой весь мир, я один называю
Хрисомедой - ведь мыслю красу златой Афродиты!
Думаю, ты из Спарты! Ты от Афродиты Оружной,
120 [121]
Халкомеда, по крови, сияющая красотою!"
Так он любимую славил, бодрствующий на ложе.
Вот, разливая сиянье ликом своим ярко-алым,
Лучезарная Эос провозвестила сраженье.
Ополчил громкогласый Арей всех индов на битву.
Тут же, вооружившись у быстробегущих повозок,
Встали инды вокруг колесницы Дериадея.
Войско же Диониса, не видя победного Вакха,
Выступило на равнину, но в сердце оно не имело
Мужества далее биться в битве кровавосвирепой,
130 [131]
Страхом великим объято... Не бушевало безумство
Боя под меднодоспешной грудью ярых вакханок,
Боле из тяжкорычащих глоток не вырывалось
Пены неистовой. Тихо они на бой выступали,
Дланями не ударяли кожи тимпанов и бубнов.
Светочей не возгоралось сосен эниалийских,
Пагубным дымом дышавших, словно все под ударом
Тех бичей демоницы в робких жен обратились.
Сатиры не вопили, не слышалось кликов авлоса,
В битву бодро зовущих, на поле свирепого боя
140 [141]
Шли силены понуро, не рисуя на ликах
Жидкой грязью узоров, кровь знаменующих в схватке,
Не малевали и алых ликов ложных, пугая
Недруга перед битвой, и мелом не отмечали
Белым чела, как раньше... Паны уже не пили
Крови львиц, прокусивши яремные вены зубами,
Дабы въярившись, бурно безумствуя, броситься в битву,
Но, трепеща, оробели, тихо по праху ступали,
Словно как будто боялись стукнуть о камень копытом,
Больше не прыгали в диких скачка́х неистовой пляски.
150 [151]
Дериадей свирепый в кровавую бросился схватку,
Потрясая рогами словно шлемом гривастым.
На порядки вакханок и Моррей устремился -
Не было Халкомедейи среди той Вакховой рати,
Дабы смягчить его ярость... Метал он копейное жало,
Обагренное кровью сих воительниц алой.
Дева вступила на поле, где бились мужи-ратоборцы,
Красотой засверкав, крутолукая амазонка,
В тканных тонких одеждах, блистая прозрачным хитоном
В поле: так повелела Фетида премудрая, дабы
160 [161]
Войско Вакха спасти, сраженного ярым безумьем.
Тут-то, пронзенный ликом одной из Харит, пощадил он
Целых одиннадцать дев беззащитных, Моррей ненасытный,
Думая, что Халкомеда с ними. Скрутил за спиною
Нежные длани менад, чтоб никто не смог развязать их,
И ухватив за кудри, волок по земле как добычу
К свекору Дериадею, чтоб стали рабынями в доме,
Словно бы новый выкуп брачный за прелесть супруги,
Кою добыл он войною в горах воинственных Тавра,
После чего и дочерь царскую Дериадея
170 [171]
Узами брака связал он, ровесницу Хейробию -
Ибо владыка индов хотел не брачных подарков,
Не серебра и не злата, не драгоценных каменьев,
И не требовал бычьих стад иль овечьих, иль козьих,
Нет, он желал, чтобы дщери вышли за полководцев
Так и случилось, что выдал царь и без выкупов брачных
Дочерей за Моррея, и за могу́та Оронта,
Он воителям добрым милое отдал потомство,
Хейробию - Моррею, Протонойю отдал Оронту.
Не было в мире воев, подобных сему Моррею,
180 [181]
Ибо в могучем сложенье и мощи его необорной
Индов, Геей рожденных, сила вся воплотилась,
Самородная влйлась в мужа могучесть Тифона...
И близ отрогов высоких огнепылких аримов
Он доказал свою доблесть могучую при киликийском
Кидне, вместо подарка влажную Килики́ю
Он преподнес, и безродный, взял себе доблестью знатность!
И ассирийское племя пред женихом-полководцем
Преклонило колена, под иго Дериадея
Скальную выю отрогов склонил и Тавр киликийский,
190 [191]
Кидн смирился надменный - с тех пор в киликийских пределах
Воин Моррей Гераклом Сандом всегда назывался;
Все это было раньше... Потом в жестоком сраженье
Копием беспощадным тиад он пленил и воскликнул,
Торжествуя победу, волю чувствам давая:
"Вот тебе, скиптродержец, для дочки царской добыча,
Захватил я вакханок - потом и Вакха поймаю!"
Так ответил Моррею владыка индов могучий:
200 [199]
"О, прекраснодоспешный Моррей! Твоя Хейробия,
Доблестию всемощной оплачен твой свадебный выкуп,
Города Киликии смирил ты великой победой,
Ныне и новой добычей нам угождаешь; коль хочешь,
Бассарид уведи ты во дворец Хейробии,
Дабы полнились до́мы рабынями, что же до Вакха -
Я не нуждаюсь в Моррее; неразрушимою цепью
Я скую Диониса, ярмо надевши на выю!
Только с рабыней своею да не возляжешь на ложе -
Не уподобься только индам женолюбивым!
Не заглядывайся на очи вакханок и выи
210
Белые, дабы дочерь тебя не приревновала!
Я же, лишь целое войско Бромия одолею,
В меонийскую землю вторгнусь, несметных сокровищ
В Лидии наберу, что в струях Пактола находят!
До благогроздных пределов Фригии доберусь я,
Там, где Рейя, кормилица Бромия, обитает,
Все серебро алибов в равнинах обильных разграблю,
Слитки из серебра увезу в отчизну с собою!
После город разрушу, сии семивратные Фивы,
Дом Семелы надменной спалю, где дымятся покои
220
Брачные, не остыв от огненных молний супруга!"
Так нечестивый владыка молвил, в дар получивши
Пленниц от храброго зятя, добычу в битве свирепой.
Он Флоги́ю с Агреем передает вакханок,
Повелитель, за кудри влача их, одною цепью
Длани им повязав и выстроив вереницей;
Воин Флоги́й добычу, вестниц царской победы,
Через город повел. Одних повесили сразу
Под высокою аркой врат с искусной резьбою,
Крепко их обхватив удушающей выю веревкой;
230
В пламени жарком погибель пленниц иных настигла;
Третьих бросили в струи вод, заливших глубины
Рудников и колодцев, туда, где пучинные воды
Только вручную рабы выкачивают на поверхность
Вот уж из недр подземья пленниц крик раздается,
Еле видных во тьме, то одна кричит, то другая:
"Ведала я, что для индов земля и вода словно боги!
Правду молва говорила, и та, и другая враждебны
Равно сейчас для меня, ибо бросили посередине
Меж землей и водою нас на верную гибель,
240
Смерть приключится со мною вот-вот от обеих... Мне тина
Грязная ноги связала, колена поднять не могу я,
Засосала мне бедра вязкая эта трясина,
Мойрам неумолимым в очи смотрю, неподвижна;
Воды уже подступали, но я тогда не боялась,
Если б тут были потоки быстрые, чтобы руками
Я грести возмогла, рассекая черную воду!"
Молвила так, и воды обильные хлынули в горло
Прямо и принесли ей погибель без погребенья.
Сладостным жалом томимый страсти своей к Халкомеде,
250
Меналид безоружных Моррей толпу провожает
Через город высокий, погоняя их дротом;
Словно пастух какой овец разбежавшихся стадо
За ограду сгоняет, сбивая в единую кучу
С шерстью косматой животных посохом длинным пастушьим,
А подпаски помогают, размахивая руками,
Окружить сие стадо, чтобы овцы́ ни единой
Не отбилось от общей кучи, чтоб не сбежала
Отделившись, в кусты и где-нибудь не затерялась:
Так и толпу своих пленниц в город высокостенный
260
Гонит бурный воитель Моррей беззащитных вакханок,
Коих он в битве свирепой захватил как добычу.
Гонит и мыслит при этом в сердце глубокую думу,
Если бы в этой добыче жен прекрасных и нежных
Халкомеда влеклася под игом рабским и тяжким,
Женам этим подобна, чтоб мог он ее принудить
Как служанку работу дневную делать, а ночью
Ложе с ним разделять, богинь исполняя обеих
Труд - и сладкой Киприды, и славной ткачихи Афины...
Боле не оставлял Моррей-копьеборец и битвы:
270
Дериадею позволил напасть на женское войско,
Сам же на ратоборцев Бромия устремился,
Воев мужей пылая низвергнуть и в яростной схватке
В бегство их обратить. Но встала бурная дева,
Полной красой блистая, близ башен града высоких,
Без покрывала... И женам, коих страсти истомный
Пламень безумит, она подражать движеньем старалась ~
То вращала очами, то пояс она распускала
На хитоне прозрачном - сосцы розовели сквозь ткани
Видя сие, наслаждался Моррей лицезрением персей,
280
Тесно прижатых друг к другу под пеплосом девы белейшим...
Камень взяла Халкомеда округлый, диску подобный,
Столь огромный, что тяжек был бы и для повозки,
Дланью искусной метнула в Моррея со шлемом прекрасным,
Камень взметнулся в воздух, грозный звон издавая,
В сердце щита ударил, там, где образ изваян
Был Хейробии из злата, во всем подобный сей деве, -
И глава изваянья надвое раскололась
Вместе с ободом крепким; лик его исказился,
Всю красоту уничтожил округлого лика сей камень...
290
"Счастлив мой щит!" - помыслил Моррей, и снова и снова,
В сердце смеясь, себе речи такие тайные молвил;
"Храбрая Халкомедейя! Пейто розоперстая, нежный
Образ Киприды и новой благодоспешной Афины!
Эригенейя-вакханка! Незаходящая Мена!
Лик резной Хейробии на щите ты разбила -
Если б ты горло пронзила живой супруги оружьем!"
Так он сказал, устремившись под стены за девою вольной,
Клича грозные речи, меча и копья не касаясь,
Жала слов изрыгая на деву, не острые стрелы,
300
Только для виду оружьем бряцал, его в ход не пуская,
Звуками битвенных воплей обманывал и устрашал он,
Луком изображая ярость битвы свирепой,
В сердце ж смеялся, надежду радостную лелеял
Вот метнул мимо цели, играя, копье боевое,
Ужасая обманно - пустилась противница в бегство -
Веющей бурно моряне бег ее быстрый подобен!
Ноги ее неустанно над землею мелькают,
А ветерки поднимают кольца волос, обнажая
Выю и рамена, вызывая зависть Селены.
310
Следом мчится Моррей, но приберегает силы,
Жадно выслеживая сквозь промельк ступней обнаженных
Розовые лодыжки девы, обутой в плесницы,
Вьющейся по ветру прядью волос ненасытно любуясь -
За Халкомедою гнался так он, и речи такие
Сладостные изливались из уст Моррея молящих:
"Остановись, Халкомеда, для битвы любовной останься,
Ты красотою спасешься, не бегством, ведь ко́пья не ранят
Так, как ранит мужчину огонь любовных томлении!
Я ведь не враг, о, не бойся! Низвергнуто красотою
320
Милой твоей боевое копье из меди изострой!
Ах, не надобно ныне щита иль меча, ты сияньем
Красоты поражаешь словно копьем необорным,
А ланиты могучей, чем даже и ясеня жало!
Сила рук ослабела моих! И вовсе не чудо,
Что победное жало низвергнуто, если Киприда
Превратила и бога Арея могучего в деву!
Верным сатиром сделай меня, пусть в битве свирепой
Инды всех побеждали, пока держал я оружье -
330 [329]
Ныне, коли желаешь, послужу Дионису,
Ныне, коль пожелаешь, рази меня в пах или в выю!
Смерти я не бегу от дрота девы-вакханки!
Только оплачь, коль погибну, и слезы Халкомедейи
Из пучины Аида выведут павшего воя!
Дева, что ж ты трепещешь при виде копья боевого?
Вьющиеся по ветру над нагими плечами
Волосы видя, я шлем свой гривастый наземь бросаю!
Видя небриду, я панцирь бросаю наземь с оружьем!"
Молвил - она же бежала, смешалась с вакханок толпою,
И исчезнув из виду ратоборца Моррея,
340
Стала храбро сражаться против мужских ополчений!
Но от натиска войска вражьего отдыхали
Вакховы ратоборцы, пока отвлекали Моррея.
Бассарид же порядки гнал до самого града
Дериадей мечом, пока за огромные.башни
Во врата не загнал их, стаю воительниц ярых,
За высокие стены. Так, гонимы железом,
Внутрь укреплений вбежали они, из дебрей родимых
Изгнаны, там и блуждали в полном смятенье вакханки,
В путанице переулков. Кто в сторону Эвра бросался,
350
Кто на запад, а кто и к весперийским пределам,
К Нота равнинам иные спасались, иные к Борею
Бассариды бежали; покинуло мужество женщин,
Из менад превратились в девушек, вспомнили снова
Про любовь и про ткацкий станок, про заботы по дому,
И про пряжу в корзинке, вновь возжелали Афины
Веретенца с грузилом вместо утвари Вакха.
Смуглокожий воитель гнал белокожее войско
В этой битве свирепой меж городских укреплений!