Деяния святых Апостолов

Рассказ Луки начинается с краткого, обыденного упоминания времени и места сошествия Духа. Все они были единодушно вместе, пишет он, и явно не собирается более останавливаться на этом. Поэтому мы не знаем, был ли тот «дом», о котором говорится во 2 стихе, той же горницей (Деян. 1:13), или же одной из многих комнат или залов в храме (Лк. 24:53; Деян. 2:46а). Время, однако, дано точно: при наступлении дня Пятидесятницы (1). Этот древний иудейский праздник имеет два значения: одно — сельскохозяйственное, другое — историческое. Изначально он приходился на средний из трех ежегодных иудейских праздников жатвы (Втор. 16:16) и назывался либо «праздником жатвы первых плодов» (Исх. 23:16), потому что праздновался после завершения уборки урожая зерновых, либо «праздником седмиц», или Пятидесятницей, потому что праздновался через семь недель, или пятьдесят дней (pentekostos означает «пятидесятый») после Пасхи, когда начинался сбор урожая зерновых (Исх. 34:22; Лев. 23:15 и дал.; Чис. 28:26). Но уже очень давно Пятидесятницу стали праздновать в память дарования народу закона при горе Синай, так как считалось, что закон был дан пятьдесят дней спустя после Исхода.

Заманчиво видеть символизм в установлении праздника в честь сбора урожая и принятия закона в один и тот же день —день Пятидесятницы. Определенно, 3 000 душ, приобретенных для Христа, были хорошим урожаем в тот день, явившись первыми плодами христианской миссии. Как говорит об этом Златоуст, «пришло время пустить в ход серп слова; ибо здесь сошел обоюдоострый, как и серп, Дух» [70]. Также определенно то, что пророки рассматривали два обетования Завета Иеговы как почти тождественные друг другу, «вложу внутрь вас дух Мой» (Иез. 36:27), и «вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его» (Иер. 31:33), ибо когда Дух входит в наши сердца, Он пишет там закон Божий, как ясно учил Павел. Тем не менее Лука не видит в этом двойного символа. Мы не можем быть уверены, было ли это так важно для него, хотя даже иудейская традиция ассоциировала ветер, огонь и шум со святой горой Синай (ср.: Евр. 12:18–19), то есть те три феномена, которые он собирается описать.

а. Три явления

И внезапно, говорит Лука, наступило это событие. На них сошел Дух Бога. Его приход сопровождался тремя сверхъестественными знамениями — шумом, пламенем и странной речью. Во–первых, сделался шум с неба, как–бы от несущегося сильного ветра, и он (т. е. шум) наполнил весь дом, где они находились (2). И, во–вторых, совершенно явственно явились им разделяющиеся языки, как–бы огненные, которые разделились и почили по одному на каждом из них (3), обособив каждого. В–третьих, и исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках (т. е. каких–то языках), как Дух давал им провещавать (4).

Эти три явления были подобны естественным природным явлениям (ветер, огонь и речь); однако же они были сверхъестественными по происхождению и характеру. Шум не был ветром, но звучал именно так; они видели огонь, но он не был обычным огнем, лишь напоминал его; а речь их была не на обычных языках, но, каким–то образом, «на иных». Произошло воздействие на три органа чувств: они слышали шум, подобный ветру, видели нечто, подобное огню, и слышали «иные» языки. И все же то, что они испытали, было чем–то много большим, нежели просто ощущения — все это имело определенное значение. Это они и пытались понять. «Что это значит?» позже спрашивали люди (12). Если мы попробуем осознать происшедшее, основываясь на других местах из Писаний, мы увидим, что эти три знамения, по меньшей мере, символизировали новую эру Духа, которая уже началась (Иоанн Креститель особо отмечал ветер и огонь) (Лк. 3:16), и новую работу, которую Он пришел выполнить. Если это так, то шум, подобный ветру, может символизировать силу (ту, что обещал им Иисус для свидетельства, Лк. 24:49; Деян. 1:8), видение огня — очищение (как горящий уголь, который очистил Исайю, 6:6–7) и говорение иными языками — всеобщность и универсальность христианской церкви. В дальнейшем повествовании Лука больше не останавливается на феноменах ветра и огня; все свое внимание он посвящает третьему феномену, то есть языкам.